Хогбены, Ретиф, Бел Амор, Грегор и Арнольд
Шрифт:
— Конечно, Ваше Вели… То есть господин пре… мм… Точнее, господин посо… Э—э… — вмешался в речь посла Хай Феликс, состоявший на должности пресс—атташе. Это был сурового вида пожилой человек с помятым лицом и такими же брюками. Он всегда выделялся в разговоре какой—то особенной циничностью тона, полагая, что это издалека выдает в нем старого мудрого газетного волка. Дело в том, что в молодости ему довелось побыть некоторое время редактором газеты, предназначенной для лиц, увлекающихся разведением домашней птицы. Происходило это в городке Сидорис штата Канзас.
Оливорм повернулся к пресс—атташе, а тот продолжил свою мысль:
— Все это вполне удовлетворит деревенщин там, в Секторе, но как
— Фантастическая чушь! Нет, какая наглость! — взорвался Оливорм. — Это заставляет меня среагировать сию же секунду и при помощи их же оружия — громких и голословных заявлений! Теперь—то уж ничто не мешает мне объявить, что само присутствие здесь гроасского персонала вовсе не отвечает необходимости иметь на планете свою дипломатическую миссию, а является грубым и открытым вмешательством в дела Земли, попранием земного суверенитета! — Уже тише посол добавил: — Разумеется, я уже предложил послу Флиту вручить мне свои верительные грамоты при первой же возможности.
— О, это правда? Ваше Вели… То есть господин прези… посол! — в волнении воскликнул пресс—атташе. — И что же он вам ответил?
— Не собираюсь утруждать себя повторением хулиганских реплик, — мрачно проговорил Оливорм. — Достаточно будет сказать, что он грубо отвергнул мои мирные предложения.
— Флит — не более чем типичный представитель всех этих пердунов с липкими ладошками. Гроасцы считают, что грубостью им удастся отхватить себе Фрум—93, — сурово проговорил Маньян. — А того не знают, что здешняя почва все равно непригодна для выращивания столь обожаемых ими дынь сорта «хуб»! Слишком мало песчаной земли…
— Давайте не будем все же допускать такой ситуации, когда в результате праведного негодования из наших уст будут срываться подобные, унижающие национальное достоинство противников, эпитеты! Бэн, это я вам говорю! — строго заметил Оливорм. — Да, да! Ведь это от вас приходилось слышать: «Ах, эти мерзкие пятиглазые твари с липкими ладонями!» От вас! От представителя Земного Дипломатического Корпуса! Организации, в основе которой лежит приверженность к демократическим свободам, терпимость! Организации, предназначенной для деятельности, направленной на процветание всех достойных и стремящихся к сотрудничеству рас вне зависимости от их биологического типа, который, согласен, нам может казаться диковинным и даже гротескным!
— Упреки не ко мне, шеф… Я хотел сказать, Ваше Величество… То есть Ваше Превосходительство, — быстро заговорил Маньян. — Что до меня, то я очень внимательно слежу за тем, чтобы эти пресмыкающиеся никогда не догадались о том, что я думаю о них на самом деле.
— Нет, Бэн, это невыносимо! — произнес Оливорм, используя тон Напускной Строгости Добродушного Человека, позаимствовав его из специального кодекса дипломатического этикета, где тот значился под номером 321—к. — Мало того, что вы не утруждаете себя надлежаще обращаться к своему повелите… то есть руководителю, который так великодушно к вам всегда относился! Но вы еще беззастенчиво оголяете перед нами свои ксенофобские взгляды! Взгляды, прямо противопоказанные лицам, профессия которых, к сожалению, в том и заключается, чтобы постоянно общаться с этими отвратите… Я хотел сказать, с этими отличными от нас представителями иноземного Разума. В самом деле, нельзя же так!
— М—да… Все оказалось даже хуже, чем я подозревал, — прошептал первый секретарь посольства Маньян через плечо сидевшему слева от него третьему секретарю Ретифу. — Я боялся, что нас позвали сюда для того, чтобы поведать
— Я уже готов, господин Маньян, — ответил Ретиф, зажигая палочку ароматных курений. — Все важные документы заменены мной в Секторе на фальшивки, а сами замаскированы под обертку для фруктов.
— Что ж, смейтесь, смейтесь, если не можете без этого, — резко проговорил Маньян. — Но мои инстинкты — а вам известно, насколько они натренированы — подсказывают мне, что вот—вот нам сообщат новости, которые похоронным звоном прокатятся по коридорам Штаб—квартиры Сектора. Хотите верьте — хотите не верьте.
— Вы полагаете, что там, — Ретиф поднял палец в потолок, — подумывают о том, чтобы урезать нам посольское содержание?
Услыхав такое, Маньян судорожно передернул плечами.
— Господи, умерьте скорее свое воображение, Ретиф! — прошептал он с волнением в голосе. — Но я готов биться об заклад и поклясться своим шутовским колпаком, что гроасцы сейчас серьезно надумали прервать с нами переговоры. Ситуация настолько близка к непоправимой, что осложнения могут вылиться в самые непредсказуемые формы, вот увидите! Короче, я думаю, что кое—кому вскоре придется довольствоваться должностью пониже сегодняшней.
— Полагаю, — продолжал тем временем Оливорм тяжелым голосом, — что не надо быть большим оптимистом для того, чтобы считать, что все вы — разумеется, отборный контингент из Земного Дипломатического корпуса, специалисты по вопросам Гроа, выдернутые из своих респектабельных департаментов для того, чтобы принять участие в Миссии на этой планете — отлично осведомлены о том, что в течение ухе полутора лет я и группа отлично подготовленных для словесных битв дипломатов находимся в тупиковом положении и конфронтации с гроасцами, время от времени являющимися на переговоры с вами под руководством посла Флита, этого невыносимого и неистового демагога! В настоящее время обсуждается судьба Фрума—93. О, этот желанный и идиллически прекрасный мир! Голубые лагуны! Ослепительно белые пляжи! Сказочные, кишащие дичью леса! Обширные и плодородные долины, не тронутые до сей поры механическим плугом! Залежи минералов! Кристаллы химически чистого угля весом в сотню фунтов! Да что уголь! Помните тот сорокафутовый слиток чистого золота 999—й пробы, преподнесенный в качестве подарка Пенсионному Фонду нашего Корпуса открывателем этого удивительного мира, сэром Найджелом Фрумом?! Это ли не богатство?! Кстати, надеюсь, мы все согласны с тем, что это был поступок редкого благородства и щедрости?
— с этими словами Оливорм извлек на свет огромную, всю в цветочках салфетку и поднес ее к лицу с тем, чтобы приложить к влажным, покрасневшим глазам. Посол думал сейчас о доблестном сэре Найджеле Фруме, подарок которого для сохранности лежал во чреве Фастианского банка.
— Мужайтесь, — прошептал Маньян неизвестно кому. — Начинается…
— Ох, Маньян! — проговорил Оливорм, воспользовавшись для выражения своих чувств соответствующим средством из кодекса дипломатического этикета, а именно модифицированным вариантом номера 203—с (Упрекающая Возвышенная Доброта). — Если у вас есть информация, которая, на ваш взгляд, представляет больше ценности чем то коротенькое сообщение, которое я сейчас делаю для нашего персонала, прошу вас, встаньте и поделитесь с нами, не стесняйтесь!