Хохмач
Шрифт:
– Управление социального обеспечения, – сказал голос в трубке.
– Можно попросить к телефону мисс Гудери? – сказал Карелла.
– Одну минуточку, сэр.
Карелла ждал, раздумывая над тем, как он вообще умудрился стать детективом, а уж став им, до сих пор остаться в живых на работе, где хоть изредка требуется сообразительность и быстрая реакция; он подумал также и о...
– Мисс Гудери у телефона, – услышал он голос этой милой женщины.
– Простите, пожалуйста, это снова вас беспокоит детектив Карелла, – признался он. – Я тут забыл задать вам один вопрос.
– Да?
– А не могли бы вы... не записан ли у вас случайно адрес этого Джона Смита? – спросил Карелла,
– Адрес? Ну конечно же, у нас есть его адрес. Вы только подождите минуточку, я снова посмотрю в папке.
– Да, естественно, – сказал Карелла и в изнеможении откинулся на спинку стула.
Не прошло и минуты, как мисс Мэри Гудери снова взяла трубку и сообщила ему адрес в одном из жилых домов на Франклин-стрит.
Идея осенила Фанни в этот же день во время ленча, и она взялась за ее разработку, предварительно обговорив все с Тедди. Собственно, “обговорив” не совсем подходящее слово. Хотя Тедди и могла обсудить любую проблему, однако разговор, который произошел сегодня за столом, скорее следовало бы назвать монологом.
Близнецы были уже накормлены и уложены спать. Фанни приготовила омлет с луком для себя и для Тедди, и сейчас они вдвоем сидели за кухонным столом и молча ели, наслаждаясь запахом жареного лука и ароматом кофе, который заполнял кухню. Обе были в домашних брюках, причем у Тедди они подчеркивали стройную и молодую фигуру, брюки же Фанни обтягивали ее ядреное тело, отслужившее верой и правдой своей хозяйке добрых пятьдесят лет. Тедди как раз отправляла в рот очередную порцию омлета, когда Фанни вдруг нарушила молчание.
– И почему это вдруг им понадобилось во что бы то ни стало сдирать с него эту форму, а потом еще пытаться сжечь ее в печи для мусора?
Тедди вопросительно поглядела на свою визави.
– Я сейчас говорю об этом деле Стива, – пояснила Фанни.
Тедди кивнула.
– Должно быть, форма эта играла для них особую роль, черт бы ее побрал! Иначе зачем было – стаскивать ее с бедняги? Ведь те, кто его убил, спокойно оставили на нем ботинки и носки, так ведь? При этом заметь – ботинки флотские, но это может значить только то, что флотские вещи их не интересовали. Плевать им было на эти флотские ботинки, иначе они наверняка стащили бы с него и их тоже. Но они сняли с него только форменную одежду и на этом успокоились. Почему, спрашивается? А я могу сказать почему. Потому что на этой форме были какие-нибудь приметы, или знаки различия, или еще что-нибудь, что могло бы сказать что-то очень важное и интересное о человеке, который носил эту форму. А может, даже и объяснило бы, почему человек этот оказался убитым. Так что же это могла быть за форма?
Тедди только пожала плечами и отправила в рот очередной кусок омлета.
– Вот скажи, пожалуйста, видела ли ты хоть когда-нибудь человека, которому за шестьдесят, а он продолжает себе спокойно работать почтальоном или, скажем, водителем автобуса? Я, например, что-то не припоминаю такого случая, – сказала Фанни. – Но мне нередко приходилось видеть людей этого возраста, работающих охранниками в банках, ночными сторожами, швейцарами или лифтерами. И разве не говорил Стив о том, что этот Джон Смит собирался идти на работу в тот самый вечер, когда Рэндом познакомился с ним в баре? Стив ведь говорил это, да? Так оно и было на самом деле. И как только Стив раньше об этом не подумал? Разрази меня гром, если человек этот не работал где-нибудь ночным сторожем. А это значит, что каким-то образом по этой форме можно было установить, где именно работал он сторожем, а те, кто убил его, не хотели, чтобы стало известным место его работы. Я бьюсь об заклад,
Фанни энергично кивнула, как бы в ответ собственным мыслям.
– Нет, я и дожидаться не стану, а сразу же позвоню ему.
Она подошла к телефону и набрала знакомый номер.
– Восемьдесят седьмой полицейский участок, сержант Мерчисон у телефона.
– Это Фанни Ноулс. Не попросите ли к телефону Стива?
– Какая Фанни? – спросил Мерчисон.
– Фанни Ноулс, глупая твоя ирландская башка! – крикнула в трубку Фанни. – Фанни Ноулс, которая живет в семейке Кареллы и которая за последний год не менее сотни раз звонила в ваш занюханный участок и почти каждый раз разговаривала с тобой, потому что ты там сидишь, изнывая от безделья и насиживаешь свою задницу, ковыряя в носу! Звонит Фанни Ноулс, а теперь, дорогуша, не будете ли вы любезны соединить меня с детективом Стивом Кареллой?
– Послушай, Фанни, в один прекрасный день...
– И что же будет в один прекрасный день, дорогуша? – поинтересовалась Фанни самым ласковым тоном.
– Неважно что. Просто я не могу позвать к телефону Стива, потому что он ушел и сказал, что не вернется сюда до позднего вечера, если вообще вернется сегодня. Ему хочется проверить тут одну квартирку на Франклин-стрит, и он считает, что это может занять, у него довольно много времени.
– Да, плохо, – сказал Фанни. – У меня тут возникла одна идея по поводу дела, которым он занимался.
– Ну что ж, – сказал Мерчисон слащавым тоном, – значит, ему придется пока что сражаться в одиночестве без вашей помощи, как я полагаю. А нет ли среди нас еще какого-нибудь полицейского, которого вам хотелось бы выручить сегодня? Дело в том, что тут в участке все детективы сегодня только и ждут, чтобы их кто-нибудь выручил.
– Пошел к черту, – сказала Фанни и повесила трубку.
В участке в данный момент не только никто ни от кого не ждал помощи, но в дежурке детективов, например, вообще не было ни одной живой души. Карелла отправился осматривать квартиру по данному ему Мэри Гудери адресу. Паркер все еще дежурил, переодетый в наркомана, в своей кондитерской; Эрнандес был занят дознанием потерпевшего на месте происшествия, а Мейер с Клингом находились в кабинете лейтенанта. В дежурке царила непривычная пустота и тишина. Любой мог сейчас пробраться сюда незамеченным и преспокойно выйти отсюда, прихватив с собой все пишущие машинки и вентиляторы.
В кабинете Бернса Мейер распространялся насчет своей гениальной догадки, глаза его сияли. Бернс молча сидел за столом, сложив домиком руки. Клинг стоял, прислонившись к стене, и скептически прислушивался к монологу Мейера.
– Но ведь совершенно очевидно, что именно это он и спланировал, – горячо доказывал Мейер. – И как только я раньше не догадался?
– Плохо только то, что все это слишком очевидно, – философски заметил Клинг.
– Как это понимать? – сердито возразил Мейер. – Неужто ты хочешь сказать...
– Дай ему договорить, Мейер, – сказал Бернс. – Для меня совершенно ясно, что парень, который собирается ограбить банк, не станет прямо указывать на него. Он же как будто говорит нам в открытую: “Видите, парни, что я собираюсь сделать, так вы уж, пожалуйста, подготовьте мне приличную встречу, когда я заберусь туда”? Нет, все это уж слишком явно.
– А зачем тогда ему понадобилось отправлять эти лопаты в помещение мастерской?
– А как раз для того, чтобы мы решили, что он собирается взять именно этот банк, – сказал Клинг. – Неужто ты успел забыть, что он звонил в целую кучу других магазинов и прочих заведений?