Хохот Демиурга. Плаха и Веха
Шрифт:
Как только осмыслил, что старение меня больше не донимает, я пробовал искать успокоение и ответы в книгах.
Прочитал противоположные, исключающие одна другую концепции, советы, как правильно жить и как следует умирать. Увидел громадное количество чужих страхов, с которыми авторам страшно находиться в одиночестве и о которых им требуется поговорить. Наслушался пошлостей о доброте и сострадании…
Нелогичные цепочки умозаключений, когда повествователь сам не понимает, о чём говорит. Когда автор не чувствует свою вроде бы правильную мысль…
И из всего этого оседает в памяти, паразитом живёт в подсознании лишь то, что каким-то образом оправдывает, утешает, уютно сопутствует существующим в тебе мыслям.
Единственная мысль, нашедшая отклик во мне: мир – игра бурлящего разума. Мира нет – это иллюзия, созданная из слова. Но произнёсшего это стоит линчевать первым – какое кощунство выражать эту мысль словами, ибо выраженная, она теряет смысл. Не поучает мудрости, а травит бытием.
Мира нет, и так должно быть!
Жизнь должна быть проста и гармонична! Словно её нет… Жизни нет.
А как же Господь?
Допитая бутылка выскальзывает из руки и со звоном падает на кафель…
Засыпаю, наполняя гостиничный номер перегаром.
***
Сухо во рту, нечем дышать – в царстве мёртвых нет кислорода. Писака стоит передо мной, улыбаясь:
– Уже двое. Жаль, не могу насладиться немного улучшенным миром. Просто анекдот!
Осматриваюсь, ничего и никого, кроме писаки, не вижу. Чувствую, как пульсирует рана на руке.
– Что ты мне привил? – спрашиваю.
Прыскает смешком:
– Да что я привить-то мог? Я ведь мёртвый. Анекдот! Так, покусал немного.
– Я сплю? Тогда почему после прошлой встречи рана перенеслась в реальность?
– «Кошмар на улице Вязов» видел? – зубоскалит писака. – А вообще, тебе лучше знать о своих язвах.
Испуг пронзает порывом холодного ветра. Наверное, из-за того, что нахожусь во сне, страх ощущаю чем-то физическим.
– Третий раз видимся, – мог бы и имя спросить…
Молчу.
– Знакомиться будем? Тебя лучше Вехой звать, так?
– Не должен ли ты третий, седьмой день проходить сейчас или готовиться к прохождению, вместо того чтобы со мной болтаться?
– Чего?
– Ну, православные, например…
– Православные? И это мне говорит человек, пытающийся уничтожить тех, кто учит мечтать. Что за каша у тебя в голове, дружок? Анекдот, да и только!
Озноб по всему телу. Настолько реальный, что сложно поверить, будто сплю, но в то же время не могу концентрироваться, и речь льется неконтрольным потоком:
– Теперь я знаю, что Господь существует. А если заглянуть в Библию, становится ясно, что всё началось после того, как Адам и Ева вкусили яблоко познания. Чувствуешь? Был Рай на Земле, пока первые люди не научились познавать, думать – это всё от Дьявола! В этом первородный грех.
– Боже, ты слышал этот анекдот? – писака наигранно крестится. –
Пот обильно стекает по лбу, но невыносимо холодно.
– Все слышали главное, а остальное можно додумать. Текст наверняка сильно искажён…
– Додумать? Да ты послушай себя – ведь сам себе же перечишь.
Понимаю, что путаюсь. Виной лихорадка, из-за которой в голову будто бы навалено тяжёлых булыжников.
– Не перечу. Да, додумать! А думать я могу, потому что уже отравлен! И пусть не яблоко, пусть плод с Древа познания Добра и Зла. Это ничего не меняет. Если бы человек не мог фантазировать, думать, он не смог бы делить на доброе и злое, плохое и хорошее. Он бы всё принимал таким, каким оно есть – не думал бы, понимаешь?
Писака щёлкает пальцами:
– А я только что понял, откуда у тебя такие мысли берутся! Сказать?
Пытался прочитать сарказм в его мутных глазах.
– Так сказать? Ну, слушай! Анекдот!
Наконец разбираю, где мы – тёмный бар, я за стойкой, передо мной пустой бокал, на полках впереди батареи бутылок. Писака в этом заведении бармен: брюки, полосатая рубашка и жилетка, через плечо перекинуто полотенце. Стоит, опираясь руками на стойку.
Вот тянется поближе ко мне, чтобы перекричать музыку, которую я не слышу, но знаю, что она есть и играет громко.
Что секунду назад мы стояли друг напротив друга в пустоте, меня не смущает. Писака кричит, и его голос, хрипловатый и басистый, – таким он со мной не разговаривал, – доносится до меня:
– Тёлку тебе надо! Поебаться хорошенько! Вся дурь выйдет!
И мы снова в пустоте, в которой нет ничего, кроме нас. В голове шумит, будто уютный домик, в котором обитали мысли, подорвало динамитом, и теперь их разлетевшиеся ошмётки бьются о стенки черепной коробки.
– Анекдот, да? Я перегнул, конечно, но влюбись ты – мыслить бы начал иначе. Любви в тебе нет, Веха.
– Ты-то что обо мне знаешь? – неловкое смущение заставляет нелепо обороняться.
– Я теперь, благодаря тебе, многое знаю, – улыбается очень спокойно.
Передо мной действительно живой покойник или игра подсознания?
– И как же я начну мыслить?
– Не попробуешь – не узнаешь, – сентенциозно замечает. – Странный ты, Веха, на убийство пойти – пошёл, а влюбиться не решаешься. Анекдот!
Лихорадка накрывает второй, более мощной, волной.
– Если ты такой всезнающий, то должен понимать, почему…
– Любовь творит чудеса, – разводит руками.
Понимаю, что уже какое-то время доносится назойливый стук. Понимаю и то, что стук доносится из реальности, в которой я сплю на кровати гостиничного номера. И это понимание мигом выводит из сна в состояние полудрёмы. Писака исчезает.