Холм демонов
Шрифт:
— Ну ладно, продолжим. — Василий поправил расхристанный кафтан, извлек из-под стола тетрадку, изрядно помятую в ходе схватки, и возобновил чтение:
— «Надо бы наконец-то определиться в моих отношениях с Т. — люблю ли я ее по-настоящему? Точно знаю одно — когда я начал за нею ухаживать, моей целью было получить доступ к ее высокопоставленному родителю. Конечно, не для личной выгоды, как про меня судачат недоброжелатели, а чтобы иметь возможность делать то, что я делаю. Но она-то полюбила меня по-настоящему! За что? Не знаю. Но с удивлением понимаю, что мое чувство к ней с каждым днем становится все глубже и сильнее. И это уже вне зависимости от того, кто ее батюшка и каковы мои с ним отношения. Может быть, я ее и полюбил за ту искренность и безоглядность, с которой она полюбила меня?». —
— Разрешите мне. — Надя взяла тетрадку и стала переводить: — «Сегодня хоронят князя Владимира. Это был мой самый верный друг и сторонник преобразований, а ему приходилось изображать моего злейшего врага и таким образом служить нашему делу».
— Значит, все-таки Васятка был прав, — заметил Дубов. — Ах, извините, Наденька. Продолжайте, пожалуйста.
— «Бояре кричат, что это я заманил князя Владимира к себе под крыльцо и там убил. Знали бы они, что я лишился самого близкого друга и соратника! Он столько сделал для нашего общего дела, а я даже не могу отдать ему последний долг — из соображений конспирации. Если бы герр Дубов успел до отъезда найти истинных убийц Владимира! А с отъездом откладывать нельзя, иначе будет поздно. Конечно, я понимаю, что поступаю со своими гостями, мягко говоря, нечестно, но что мне остается делать? Если бы Дубов прибыл сюда один, то я мог бы с ним как-то столковаться. Но вместе с ним еще три человека, в том числе фройляйн Чаликова, профессиональная журналистка, и если я их выпущу, то раньше или позже тайна станет всем известна, и через Горохово городище начнут ходить все, кому не лень. И сюда мощным потоком хлынет современная цивилизация. Казалось бы, я должен этому радоваться, но опасность очень уж велика, даже более того — под угрозой окажется само существование этого параллельного мира. У меня есть все основания считать, что здесь куда скорее примут отнюдь не „Мадонну“ Рафаэля, не музыку Моцарта и не учение Льва Толстого, а алкоголь, наркотики и новейшие достижения военной индустрии. Чингисхан, вооруженный копьями и стрелами — тоже ничего хорошего, но Чингисхан с „Катюшами“, истребителями и ядерной бомбой — это уже угроза всему человечеству. К тому же аппетиты князя Григория могут и не ограничиться Кислоярским царством…» Ну вот, на этом рукопись обрывается, — закрыла тетрадку Надя.
— Ну, что скажете, господа? — Василий обвел взглядом всех присутствующих.
— По-моему, его заметки не лишены здравого смысла, — задумчиво промолвила баронесса.
— А я все равно считаю, что это низость, — заявил майор. — Какими бы высокими идеями он не руководствовался.
— Темный колдун Чумичка оказался куда порядочнее и гуманнее этого «благодетеля и просветителя», — заметила Чаликова.
— И потом, насколько господин Рыжий честен даже перед самим собой? — задалась вопросом госпожа Хелена. — Мне кажется, его дневник не лишен некоторого фразерства…
— Прохиндей — он и есть прохиндей! — рубанул Селезень. — Будь он хоть самый распросвещенный.
— Постойте! — вдруг вскрикнула Надя. — Это писал… это писал человек из нашего времени!
— Ну разумеется, — чуть заметно улыбнулся Василий. — Я об этом догадывался уже давно, а дневник лишь рассеял последние сомнения.
— Может быть, дорогой Василий Николаич, вы еще и назовете его подлинное имя? — не без некоторой доли ехидства спросила баронесса.
— Охотно назову, — совершенно серьезно ответил Дубов. — Но будет лучше, дорогая баронесса, если его имя произнесете вы сами.
— Каким это образом? — изумилась баронесса.
— Хотя в следственной практике такие методы и не поощряются, но я вам задам парочку наводящих вопросов, — усмехнулся Василий. — Помните, баронесса, вы как-то говорили, что как будто где-то видели лицо Рыжего, но не можете вспомнить, где.
— Да, действительно, — подтвердила Хелен фон Ачкасофф. Дубов радостно потер руки:
— Так вот, вы могли его видеть не живьем, а на фотографии двадцати или более летней давности. В то время цветное фото еще не было распространено, а на черно-белом цвет волос не всегда соответствует действительности…
— Толя! — вскричала баронесса. — Толя Веревкин!
— Какой еще Толя Веревкин? — удивился майор.
— Тот
— Да, так оно и было, — подтвердила госпожа Хелена. — Но теперь ясно, что он лишь инсценировал свою смерть, а сам перебрался сюда, в Царь-Город. — И тут баронесса переменилась в лице и со всей силы хлопнула себя кулачком по лбу. После чего вскочила и бросилась отплясывать нечто среднее между гопаком и канканом, отчего из нее посыпались рукописи и свитки.
— Крыша поехала! — радостно констатировал майор.
— Нет, это мы поехали! — завопила баронесса. — Мы можем хоть сейчас возвращаться домой!
— Не понял? — переспросил майор.
— А полнолуние как же? — удивилась Чаликова.
— Так ведь Толя Веревкин ходил туда-сюда, не дожидаясь никаких полнолуний, — радостно голосила баронесса, продолжая приплясывать. — Нам он сказал, что «окно» действует три дня в течение полнолуния, а сам пропадал неделю.
— Ну да, — отозвался Дубов, — а нам, выходит, просто голову заморочил, чтобы задержать в Царь-Городе.
— Ну так по коням! — взревел Селезень.
Майорский «Джип» несся по проселочной дороге на такой скорости, что случись тут инспектор ГАИ — и майор надолго лишился бы прав. Но гаишники здесь не случались. Встречные же селяне лишь истово крестились, а то и грозили кулаками вослед «чертовой телеге». Из-под мишленовских покрышек разбегались в разные стороны гуси и свиньи. Встречная телега с сеном, запряженная снулой лошадкой, при приближении «Джипа» лихо рванула с дороги. И лошадка внезапно выказала такую прыть, что сено полетело через придорожную канаву вместе с возницей. Дубов, стянув с себя красный кафтан с оторванным в последней потасовке рукавом, размахнулся и швырнул им в здоровенного борова, с недовольным хрюканьем покинувшего придорожную лужу. Баронесса, словно Свобода на баррикадах, размахивала какой-то здоровенной грамотой — видимо, ценным историческим документом. Но когда сей документ вырвался из ее ручек, она даже и не посмотрела ему вослед. А документ, порхая на облаке пыли, плавно крутясь, опустился к ногам некоего старичка, и тот живо подобрал его — видать, на самокрутки. Чаликова радостно обнимала Дубова и в порыве чувств хотела помочь ему вслед за кафтаном снять и остальные одежды. Глядя на них, и майор рванул на груди рубаху.
— Эх, прокачу! — радостно пробасил Селезень, и машина с развеселой компанией, подымая клубы пыли, влетела в сумеречный лес. Солнце опускалось за горизонт. До городища было рукой подать.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДВА ДЕМОНА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
СРАВНИТЕЛЬНАЯ ДЕМОНОЛОГИЯ
Частный детектив Василий Дубов обедал в небольшом уютном ресторане «Три яйца всмятку» вместе со своими старинными знакомыми — доктором Владленом Серапионычем и владельцем крупнейшего Кислоярского турагентства «Сателлит» Георгием Ерофеевым. Поскольку доктор для повышения жизненного тонуса прописал Дубову и Ерофееву дельный рецепт — не говорить за столом о делах — то беседа крутилась вокруг разных загадочных явлений в природе и обществе, как-то: существуют ли летающие тарелки, куда исчезла Янтарная комната, кто такая Несси и, наконец, каким образом жители Кислоярской республики, несмотря на полный развал промышленности, сводят концы с концами, а некоторые даже и процветают.
Василия, буквально несколько дней назад столкнувшегося с более чем загадочным явлением — параллельной действительностью, так и подмывало поделиться с сотрапезниками, но он понимал, что этого делать никак нельзя, и больше молчал, слушая ученые речи доктора и бизнесмена.
— А что, приходится вертеться, — злостно нарушая рекомендации Серапионыча, говорил Ерофеев. — Когда я понял, что туры в Грецию не многим здесь по карману, то стал организовывать экскурсии в более близкие места — Белоярск, Прилаптийск, Старгород… Правда, экскурсии они только по названию, в основном ездят челночники-купипродайцы, но зато и мой «Сателлит» пошел в гору!