Холод и жар
Шрифт:
«Они неисправимы», – подумал Эрнст, тяжело вздыхая.
«Всё только начинается, я уверена», – мысленно сказала Изабелла.
– Как же вы устали, – мама окинула детей взглядом.
– Да, нас пары замучили, – ответила Сестра.
– Сейчас поедите и отдохнёте, – сказал папа.
Близнецы поднялись на второй этаж, в свою старую комнату. Там они сменили студенческую форму Академии святого Леонардо на более удобную домашнюю одежду и вернулись вниз. В большой комнате, которая служила и кухней, и гостиной, мама накрыла на стол, положив всем
– Как дела в Академии? – спросил папа.
Он сидел во главе стола, у большого окна с синими занавесками.
– Неплохо, учимся, – спокойно ответила Изабелла.
– Высшая математика достала, – добавил Эрнст, взяв морковку.
– О, она целым поколениям студентов жизнь портила, – усмехнулся папа, – мама ваша вон подтвердит.
Родители Эрнста и Изабеллы тоже учились в Академии святого Леонардо в своей молодости и потому хорошо понимали прелести и трудности студенческой жизни.
– Да, у нас был прескверный преподаватель, – мама предалась воспоминаниям, – зачёты ставил чисто по настроению. Хорошо, что я встретила Хорхе, и он помог мне выучить вышмат.
Она с улыбкой посмотрела на папу, и его лицо засияло от радости.
– Антуан, а девушки в Академии есть? – с задором спросил он сына.
– Да, есть, – кивнул Эрнст, поедая картошку, – на курсе шестьдесят процентов парней и сорок – девушек.
Его раздражал подобный вопрос. Обустраивать «личную жизнь» он не особо хотел, как и Изабелла. Тем более по тем правилам, которые их родителям казались естественными и самими собой разумеющимися.
– Это ты мне уже говорил, – широко улыбнулся отец, – а они хоть красивые?
«Как будто само собой разумеется, будто это самое главное», – про себя проворчал Эрнст.
– Что нахмурился, девушки тебя не любят? – пытался растормошить его папа.
Сын не ответил.
– Ну да – чтобы любили, нужно хотя бы не ходить вместе с сестрой, – полушутливо-полусерьёзно говорил отец, – странные близнецы, которые общаются только друг с другом, никогда никого особо не привлекали.
– И подстригись – уже прошёл возраст, когда можно выглядеть как романтический герой, а теперь тебе пора стать деловым молодым человеком, – добавила мама.
«Как же надоели эти «надо» и «пора», – думал Эрнст, – «неужели сложно жить без всего этого?»
– Хорошо жить в общежитии – никто не беспокоит и не учит жить… – протянул он.
– А деньги вы всё равно у нас просите, – подметила мама.
– Мы думали о том, чтобы подрабатывать, – сказала Изабелла.
– А почему пока не решились? – спросила мама.
– Учёба даётся тяжело, и времени нет на работу, – почти честно ответил Эрнст.
«Почти» – потому что немало времени отнимала борьба с демонами, о которой никто не должен был знать.
– Правильно, учитесь пока тогда, – добродушно произнёс папа, – ваша цель сейчас – набраться знаний, а поработать вы всегда успеете.
Некоторое время семья Пересов поела тихо, пока мама не начала разговор:
– Прочитала в газете очередную новость. Наш, прости Господи, мэр снова заговорил о магах и готовит
«Ну вот, «какие маги плохие»…» – мысленно возмутилась Изабелла, – «излюбленная тема…»
– Вообще-то, он производит на меня впечатление куклы, которая говорит всё, что велят ей кукловоды, – продолжила мама.
Близнецы знали, что это было правдой – мэром управляли Арабелла и общество Невидимых. Но они действовали не по указке демонов, как думали многие теоретики заговора, а с намерениями сделать Последнюю Надежду лучше.
– И кто управляет этой куклой? – притворно поинтересовалась Изабелла.
– Разве сложно догадаться? – мама явно подразумевала демонов.
– Учёные доказали, что магия не имеет ничего общего с демонами – кроме, конечно, тёмной магии демонопоклонников, – разъяснил Эрнст, – источник волшебства – внутренние силы самого мага.
– Эти «учёные» сейчас могут любую чушь сказать, если им заплатят, – в голосе папы послышалась злость.
– А что тогда не чушь? – парировала Изабелла.
– То, что сейчас кто-то целенаправленно внушает людям, будто магов среди них больше, чем на самом деле, – с убеждённостью произнесла мама, – магия – это болезнь. Настоящие маги – больные и глубоко несчастные люди, и их очень мало.
«Я больная?» – внутри Изабеллы всё вскипело, – «и ты, Эрнст? И Арабелла? Рихард? Мундт?»
«А даже если так, то разве эта «болезнь» мешает нам?» – про себя продолжил Эрнст, – «фиолетовая сила и Поле – такая же часть нас, как и учёба в Академии».
И про количество магов тоже можно было многое сказать. Волшебницы и волшебники уровня Молнии, Рихарда и Мундта встречались действительно очень редко – не говоря уж о гениальных дарованиях вроде Арабеллы. Однако магов, обладающих неявным даром, как Нелли и Зоркий Глаз, было куда больше, чем они сами себе это представляли. Многие воспринимали своё ясновидение как развитую интуицию, а эмпатию – как умение угадывать настроение других. Хотя, конечно, находились и люди, которые мнили себя магами из-за пары случайных совпадений или просто так, но магическое сообщество умело отличать таких самозванцев от тех, кто на самом деле обладал даром. И, увы, все эти факты остались лишь в мыслях Брата и Сестры, иначе последовало бы много вопросов.
– А мне мои ученики постоянно говорят: «Мне не нужно учить ноты – я же маг, у меня есть сила и права!» – продолжала мама.
– Так можно приплести что угодно – от национальности и религии до гороскопа, – возразил Эрнст, – Магия тут ни при чём.
– Но сейчас всем нам навязывают почему-то магию, – не унималась его мать.
– Ленивые ученики – не худшее из зол, – сказал сын, – уж лучше так, чем когда человека избивают на улице, просто узнав, что он маг. Ведь далеко не каждый из них может дать сдачи огненным шаром или молнией. Или когда человек пытается разобраться в себе и слышит о своём даре только помои, а любая хотя бы нейтральная информация запрещена добстеровским Законом о запретных легендах. Многие впадали в депрессию от чувства собственной неправильности. И, бывало, что в таких ситуациях люди – молодые! – добровольно лишались жизни.