ХОЛОД МАЛИОГОНТА
Шрифт:
– Увы, таков наш кодекс. Свою оппозицию мы терпим. В некотором роде мы ее даже холим и лелеем. Расправляются с агрессором, но не с противником… Что-то еще?
Александр замялся.
– Он хочет спросить о майоре, – пояснил Громбальд. – Я правильно интерпретирую?
– Видимо, да, – Александр смущенно кивнул. – Дело в том, что…
Чолхан предупреждающе поднял руку.
– Разделяю ваши сомнения. Поэт из вашего Борейко действительно никудышный. То есть, не то чтобы совсем никудышный, но скажем так – довольно-таки среднего уровня. А
– Мне кажется, там он был на своем месте, и если можно…
– Хорошо, это мы уладим. Других пожеланий нет?
И снова вместо Александра встрял всеведающий Громбальд.
– Извините, Магистр, но у него масса желаний. Пожалуй, мы и впрямь опоздаем.
Неожиданно подал голос Панкратило.
– Он считает, что мы обязаны восстановить разрушенное майором.
– Протестую! – Громбальд подпрыгнул драчливым петушком и возмущенно округлил грудь. – Александр Евгеньевич мне, конечно, друг, но, как говорится, истина ближе и дороже. Мы здесь совершенно ни при чем, а спрашивать что-либо с герцогини абсолютно бесполезно. Что вы хотите, – женщина! Коварная, испорченная, злая…
– Но сбежала-то она с вашей картины!
– При помощи вашего воришки!
– Кроме того, – добавил Чолхан, – бедствия города успели стать достоянием газет и радио. Вмешиваться в события попросту поздно, а переписывать историю заново не можем даже мы.
– Хотя для Александра Евгеньевича, так сказать, в порядке исключения мы могли бы кое-что сделать, – многозначительно произнес Громбальд. – Например, избавить его от тягот первого времени. То есть, такое вот мое скромное предложение. Как говорится, от сердца и от души. Решать, разумеется, не мне.
Чолхан хмыкнул.
– Ну? А вы на это что скажете, господин следователь? – глаза его насмешливо блеснули. – Как вы относитесь к такой категории, как время?
– Вероятно, как всякий нормальный русский, – Громбальд покосился на Александра. – Обожает свое прошлое, ненавидит настоящее и испытывает мандраж перед будущим.
– И все же в данном случае будущее предпочтительнее настоящего. Я прав?
– Не совсем понимаю о чем идет речь, – Александр в замешательстве огляделся. – Просто я полагал, что вам будет нетрудно…
– Магистр! – предупреждающе пробасил Панкратило. – Коллегия ждет вас. И Приакарт уже туточки. До отправления – пятьдесят сердечных сокращений!
И тут же прямо из стены вышел знакомый Александру юноша в огромных очках с деревянной дужкой, с торчащими из карманов ручками и карандашами, все столь же измученный и рассеянный.
– Марат Каримович, что же это такое! Все в сборе, а вы даже не готовы! Учтите, Регинтауас давно уже на вас зуб точит, а зуб у него, сами знаете… Бивень, а не зуб! Заявляю ответственно: нам эта междоусобица совершенно ни к чему!..
С запозданием он увидел стоящего посреди кабинета Александра, и обиженно-возмущенная речь сорвалась на невнятный лепет.
– Тут, я вижу, посторонние. Понимаю… Только
На глазах Александра в стене – до этого гладкой и вполне монолитной – неряшливыми мазками прорисовалась дверь. Человек в очках запоздало стремился сохранить видимость конспирации. Скрипуче и тяжело дверь открылась, пропуская утомленного человека, со стуком захлопнулась. Однако мгновением раньше Александр успел заметить, что толщиной она не превышает бумажного листа. На большее у рассеянного Приакарта не хватило либо времени, либо сноровки.
– Получу выговор, – Чолхан вздохнул. – Ну, да их у меня уже не менее семисот…
– Шестьсот сорок два, – поправил Громбальд, – и семьдесят три строгих.
– Что ж, – хозяин кабинета кивнул. – Поспешим… А предложение твое принимается, Зинка. Стоит, пожалуй, облегчить положение следователя. Маленький прыжок вперед, и все по-старому… – глаза его обратились к гостю. – Что ж, за сим, Александр Евгеньевич, вынужден распрощаться. Проводи его, Зинка.
– С нашим удовольствием! – Подхватив гостя под локоток, Зиновий Громбальд суетливо подбежал к двери, но не той нарисованной, а вполне реальной.
– Пройдите, Александр Евгеньевич. Светлого вам оптимизма и поменьше исканий. Все равно, как говорится, ничего не найдете. Все лучшее, как и все худшее, – в нас самих. Копните глубже – и увидите.
Дверь распахнулась, и Александр машинально ступил за порог. В висках у него зашумело, ткань на плечах с хрустом натянулась и вновь обмякла. Слепящая вспышка заставила его зажмуриться…
Глава 19
Глаза он открыл только тогда, когда услышал возмущенный голос Борейко.
– Вы на него полюбуйтесь, господа хорошие! В туалет очередь собралась, народ ждет, переминается, а тут всего-навсего Сашок. Я-то думал, что не меньше роты залезло.
– Между прочим, пока он там прохлаждался, супруга его уже дважды звонила.
– Супруга? – Александр захлопал глазами и вялым шагом прошел в кабинет. Он делал все механически. Чолхан сотворил с ним очередную шутку. Комната, стол, маринованные помидоры – все исчезло. Он находился у себя на работе, а справа и слева, прихлебывая чай, корпели над кипами протоколов Казаренок и Димка Губин. Танцующей походкой следом за ним в отдел вошел Челентано.
– Разговляетесь, братья во Христе?… А того не ведаете, что на носу разнос у Митрофанушки. Только что созерцал его. Бледный, несчастный, лопочет себе что-то под нос.
– Это он молится, – предположил кто-то.
– А может, прикидывает, сколько осталось до получки.
– Очень сомневаюсь, – Челентано зловеще улыбнулся. – Кстати, звонила Сашкина благоверная, просила связаться. Эй, молодожен, слыхал? О тебе разговор.
– Да передали ему уже…
– Оно и видно. Ни дать, ни взять – копия Митрофанушки. Такой же бледный.