Холод
Шрифт:
– Быстро организовался народ, – сказал Данилов, стоя посреди усеянной стеклом гостиной и отхлебывая обжигающий чай из огромной кружки. – Завтра наверняка уже где-нибудь торговать всем этим начнут.
По поводу испорченного дивана и спавшего на нем пса он промолчал. На секунду задержал на нем взгляд, но заговорил о другом.
– Без необходимости на улицу никто не выходит. Остаемся в доме. На внешние сигналы не реагируем. Двери никому не открывать. Я завтра оставлю тут человека – он будет принимать все решения.
– Какие решения? – спросила Зинаида.
– Кого впускать,
Данилов посмотрел на мрачного, глядевшего исподлобья Тёму, но тот ничего не сказал.
Поздно вечером к Филе в комнату проскользнула Рита. Возможно, она просто хотела поговорить, обсудить то, что произошло с ними в городе, или посоветоваться насчет своих явно запутанных отношений с Даниловым и Тёмой, но Филя ничего этого узнать не успел. Прежде чем он о чем-то подумал, взглянув на трогательную пижамку, которая торчала из-под длинного вязаного кардигана, тело его вскочило с кровати, развернуло опешившую Риту на сто восемьдесят градусов и вытолкнуло ее из комнаты.
Стоя у закрытой двери и прислушиваясь к тому, что за ней происходит, Филя подивился реакции своего оказавшегося таким вдруг активным туловища, но возвращать Риту не стал. Он подождал, когда за дверью стихнет ее гневное сопение, и лишь после этого выглянул в коридор.
В доме, очевидно, все уже спали. Свет горел только на первом этаже. Впрочем, это был даже не свет, а его тусклые остатки. Филя натянул брюки и полуголый вышел из комнаты. Постояв на лестнице, он прислушался – в доме царила абсолютная тишина. В батареях и трубах отопления время от времени что-то пощелкивало, но живых, органических звуков Филя не уловил. Всё, что могло думать, злиться, смешить, ненавидеть, пугать, радовать и, главное, разочаровывать, – всё это притихло и спряталось по своим углам.
Филя, осторожно ступая, спустился по лестнице и вошел в гостиную, освещенную только оранжевой спиралью обогревателя. Ковер у дивана по-прежнему был усеян стеклом. Осколки горели и переливались оранжевыми бликами, из-за которых ковер будто расцвел странными живыми цветами. Над этим внезапным великолепием в полутьме дивана лежал покалеченный Филей и Ритой пес. Почуяв присутствие человека, он открыл заблестевший оранжевым глаз, но головы не поднял. Подобно самостоятельному существу этот глаз жил своей жизнью и двигался, следуя за Филиными перемещениями по ковру. Обуться тот не успел, поэтому старался не наступить босыми ногами на сверкающие осколки. В гостиной было заметно прохладней, чем наверху, и по голой филипповской спине уже бежали мурашки.
Подняться в темноте по лестнице с тяжелым псом на руках оказалось непросто. Пару раз Филя запнулся и едва не потерял равновесие, больно ударившись большим пальцем сначала правой, а затем левой ноги о высокую ступеньку. Пес эти сотрясения, очевидно, тоже воспринимал довольно болезненно и оба раза прихватывал Филю зубами за голое плечо, не очень сильно сжимая при этом челюсти, но все же давая понять, что больше так делать не надо.
У шкафа, рядом с которым Филя положил пса в своей комнате, было теплее всего. Чтобы выяснить это, он минуту, наверное, ходил из угла в угол с ним на руках, и в итоге босые ступни
Проснувшись через пару часов от звуков странной возни, Филя увидел в темноте чей-то силуэт, сидящий на корточках перед псом. Кроме демона пустоты, запропастившегося вчера куда-то на целый день, сидеть посреди ночи у него в комнате вот так вот на корточках было некому.
– Отошел от собаки, – перехваченным спросонья голосом потребовал Филя. – Она мне нужна.
Силуэт обернулся и заговорил Тёминым голосом:
– Лучше бы вы меня вместо нее сбили.
– Тёма? – Филя приподнялся в кровати. – Ты чего? Лунатишь?
– Данилов сказал, что Рита с ним переспала.
Филя глубоко вздохнул и уселся на постели.
– Слушай, давай завтра, – сказал он после долгой паузы. – У меня дело одно очень важное… Надо выспаться. Хочешь, утром поедем со мной?
– Хочу.
– Вот и договорились.
Они помолчали еще немного.
– А можно я собаку к себе унесу?
– Нет.
Во второй раз Филя проснулся от выстрелов за окном. Вынырнув судорожно из сна, задохнувшись и хватая что-то перед собой руками, он успел испугаться, но тут же решил, что выстрелы ему приснились. В следующее мгновение прямо под окном бабахнул еще один.
Филя притаился под одеялом и на время перестал дышать. Никаких звуков с улицы больше не доносилось. Он ждал минут десять, думая, что надо, наверное, встать и выглянуть из окна, однако потом незаметно уснул. Больше до самого утра его ничего не беспокоило.
– А кто стрелял ночью? – спросил он, спустившись в гостиную, где в половине восьмого уже собрались все обитатели дома.
– Это мои люди были, – ответил Данилов, на секунду повернув голову от телевизора. – Мародеров отпугивали.
Филя обвел взглядом собравшихся в большой комнате. Все напряженно слушали новости о положении в городе.
– Работает вещание, – сказал Филя. – Значит, не так всё страшно.
На его слова никто не ответил. Только Тёма посмотрел в его сторону. Диктор начала зачитывать сводку погоды.
– По всей территории республики температура значительно ниже нормы. В Анабарском, Булунском и Верхоянском улусах до минус пятидесяти. В столице республики – минус сорок четыре…
– Господи, мы как в романе Агаты Кристи, – всхлипнула Зина.
– Перестань, – тут же откликнулся Павлик. – Агата Кристи писала исключительно в жанре детектива, тогда как наша ситуация – это скорее роман-катастрофа. Если быть абсолютно точным, у нее имеется шесть недетективных романов, но они были написаны под псевдонимом «Мэри Уэстмакотт», поэтому, технически говоря…
– Павлик, не надо больше, я умоляю, – взвился голос его жены. – Ты ведь понимаешь, о чем я. Мы отрезаны от мира, вокруг уже начались убийства, нам отсюда не выбраться…
Чтобы не слушать дальше весь этот бред, Филя едва заметно кивнул Тёме и покрутил руками невидимый автомобильный руль. Тот сразу поднялся с места. Однако перед тем как выйти из комнаты, он обернулся и посмотрел на Риту. Она не ответила на его взгляд.