Холод

Макара Дэйв

Каждый "конструкт", как ты его не крути, имеет форму.

Он может быть "растянут" или "сжат", но свою форму не потеряет. А значит, надо вписать "конструкт" в форму украшения.

Рассматривая "висюльки", пытался с ними "поговорить", почувствовать материал и его чаяния.

Каждый предмет, продолжение своей хозяйки и тут надо чувствовать не только вещь, но и его владельца.

"Что-то подобное я уже..." - Промелькнуло в голове.

Пришлось на цыпочках, прокрасться в кабинет и достать свой блокнот из потайного ящика стола, о котором не знала даже Марша.

Этот блокнот, с красным металлургическим заводом и надписью "60 лет СССР" на обложке, купленный за 15 копеек в далеких 80-тых, вмещал сейчас в себе все мои наработки.

Листы в клеточку, исписанные моим почерком, исчерканные схемами со странными подписями, таили самые мои уродливые, самые первые, "конструкты".

Вот и пришла пора, вернуться к истокам.

Под утро, закрыв плотнее дверь, заварил кофе и открыл окно.

Есть в фэнтэзятине здравое зерно. Только вывернутое, до умопомрачения.

Лучше всего "конструкт" удерживался искусственным камнем - брюлики в кольце с трудом вместили простейший сканер, а "искусственники" в серьгах с легкостью заархиваровали в себя почти десяток! Золото и серебро тоже показали вполне ожидаемую "Кузькину мать" - серебро просто пожирало охранный "конструкт" равномерно загоняя его по звеньям браслета, а золото цепочки предпочло "конструкт" нападения, причем сконцентрировав его в замке.

Больше всех мне понравилось работать со старинным венчальным кольцом - металл словно мурлыкал, когда я вкладывал в него свои наработки, мурлыкал и дрожал от возбуждения.

Кому рассказать - не поверят, но, стоило в первый "конструкт" вставить образ Марши - все стало получаться само собой.

Не зря я начал работать именно с кольца, возвращаясь к нему, едва идеи иссякали.

Всего, на семь предметов легло две "чертовых дюжины" "конструктов".

Потягивая кофеек, любовался восходящим солнцем, выглядывающим из-за крыш соседних домов.

И пусть глаза вываливались от напряжения, а скулы сводило от зевоты, зато на столе, под лучами рассветного светила лежало целых семь артефактов!

– Сайд!
– Дверь на кухню тихонько отворилась и полусонная Альба замерла на пороге.
– Ты что - не ложился?!

– Как лег, так и встал.
– Пожал я плечами делая глоток обжигающего напитка.
– А тебе чего не спится?

– Драгоценности чистил?
– Альба протянула руку к цепочке и я едва успел ее остановить. После всех моих манипуляций, прикасаться к этим предметам кому-нибудь, кроме нас с Маршей, категорически не рекомендовалось. Цепочка, например, могла и током долбануть, а могла и до кости, вернее, вместе с костью, порезать. Тут уже, все будет зависеть от степени угрозы для жизни.

Впрочем, может я и переборщил... Слегка.

Дикий визг, раздавший из спальни, заставил меня стартовать на полусогнутых.

В спальне, натянув одеяло до подбородка и прижавшись спиной к стене, тренировала легкие, Марша.

– Ты чего орешь? Я едва не поседел, от твоего вопля. Тоже мне, баньши...
– Может быть и невежливо, но вопить Марша перестала, одеяло отпустила и запустила в меня подушкой.

– Сам посмотри!
– Подхватив сползающее одеяло, Марша выбралась из кровати и, по стеночке, спряталась за меня.

Мужское кольцо, подвешенное на цепочке, на цепочке уже не висело. Оплавленные звенья свободно болтались, свешиваясь с абажура настольной лампы, а кольцо, висело в воздухе и медленно вращалось, светясь раскаленным металлом.

– Бл... Тоже мне, "Кольцо всевластья"!
– Ругнулась за моей спиной Альба.
– Ты, чем золото чистил, секретом не поделишься?

– Сайд! Я же просила, не трогать...
– Марша обреченно выдохнула.
– Ну, что ты за человек...

– Ничего я не чистил.
– Сразу расставил точки над "ё", я.
– Пошли, покажу...

***

– ... Я не снимаю с себя ответственности, за применение воздействия на господина Тойтерьерова. И даже не пытаюсь оправдываться повышенной температурой.
–

На заседании комиссии, в окружении "всех своих", меня "понесло".
– Да, я действительно получил искреннее удовольствие от "виртуального" избиения сотрудника ОВР, господина Тойтерьерова и его физических страданий и унижения на глазах всего коллектива. Более того, я считаю, что господина Тойтерьерова следовало избить реально, засунуть в мешок с негашеной известью и бросить в воду, на глазах не только моего родного коллектива, но и на глазах коллектива сотрудников ОВР и его непосредственного начальника. Возможно, именно такое решение приучит некоторых к вежливости и внимательности, при работе с различными коллективами и отдельными личностями. Господин Тойтерьеров, при всей его уникальной и хрупкой нервной системе - истеричный хам, место работы которого, при всем богатстве выбора, не ближе пятисот километров от любого коллектива. Я полностью признаю себя виновным в том, что подобные сотрудники вообще появляются на службе в нашей организации. Господин Тойтерьеров, мало того, что продемонстрировал все "прелести" нового типа обучения молодежи и их вербальное общение с себе подобными, он еще и продемонстрировал истинно юношеский максимализм, который, миновав стадию взросления, сразу впал в старческий маразм. Только этим фактом я могу объяснить тот момент, что в рапорте, господин Тойтерьеров, ни разу не смог правильно написать ни мое имя, ни должность, постоянно называя меня "анналитиком Сидом". Ну, а как мы все прекрасно знаем: "грязный раб, марает имя своего хозяина..."

Усевшись на свое место, наклонился к Амине и шепотом задал мучающий меня вопрос: - "Ну, как, я?"

– Здорово.
– Также прошептала Амина.
– Только он не Тойтерьеров. Он - Тойманн. А так - все замечательно. Ты, только что утопил себя лет на пять. Или больше. Если до судьи дойдет смысл твоей последней фразы. А, особенно мне понравилось про мешок с негашёной известью... И, так эмоционально и экспрессивно, что я аж вживе представила!

Судья Нович, Элла Николаевна, невысокая блондинка, в черной судейской мантии и очках в тонкой золотой оправе, все прекрасно поняла.

– Для начала, - Элла Николаевна встала и сделала строгое лицо.
– Я пытаюсь понять, для чего на меня взвалили этот фарс. Ознакомившись с делом, простите - жалобой - я уже приняла решение и отнюдь не в пользу господина Тойтерьерова. Простите - Тойманна...

– Сайд... Ты ей понравился!
– Шепнула Амина и довольно откинулась на спинку стула, пряча улыбку.

– ... Отсмотрев материал, поговорив с аналитиками отдела и встретившись с пострадавшей стороной, я только утвердилась в своем мнении, что закон, в данном случае бессилен. К моему сожалению, мне не удалось поговорить с обвиняемым, простите - ответчиком...
– Нович, привыкшая разбирать "тяжелую уголовку", время от времени срывалась на привычный ей язык, но быстро поправлялась.
– И, теперь, нахожусь в очень большом затруднении. С одной стороны - ответчик не запирается и признает себя виновным. С другой - мало того что он унизил человека, воспользовавшись своими силами, возможностями и опытом, так еще и прямо на суде, продолжал называть Тойтерьерова - "Тойманном", простите, наоборот, демонстрируя свое превосходство. Право слово, не будь здесь сказано о "грязном рабе", я бы присудила этому человеку год условно и отпустила на вольный ветер. Теперь же, после его фразы... Появилась совершенно другая идея, как именно, можно наказать этого человека. Я считаю, что Отдел Внутренних Расследований ждет... Внутреннее расследование, возглавить которое предстоит ответчику. Это моя настоятельная рекомендация, которая будет передана Людвигу Ван Слоук, вместе с моими претензиями к его службе ОВР и требованием об отстранении с поста руководителя ОВР Вангелии Ваен. Заседание комиссии завершено.
– Стукнув молоточком по подставке, судья Нович встала со своего места и прошла в комнатку, за своей спиной, оставив зал в полной тишине.