Холодная гавань
Шрифт:
Они проехали поворот дороги и тут же увидели черный «мерседес» у бровки. Капот был поднят, солдат ковырялся в моторе. Рядом с ним стоял офицер и курил сигарету.
— Господи Боже, это Райсшлингер, — пробормотал Рене, когда офицер повернулся и поднял руку. — Что мне делать?
— Остановиться, конечно, — спокойно ответила Женевьева.
— Анн-Мари к нему ничего не испытывает, кроме презрения, ма-амзель, и не скрывает этого.
— А он заводится от этого еще больше?
— Именно так.
— Хорошо. Посмотрим,
Женевьева открыла сумочку, достала вальтер, который ей дал Крэйг, и сунула его в правый карман пиджака. Машина медленно остановилась, и, когда Райсшлингер подошел, Женевьева опустила стекло.
Он выглядел точно так же, как на фотографии. Светлые волосы, узкие глаза под тульей фуражки, злобное лицо, так что мундир СС ничего не добавлял к его внешнему виду. Он улыбался, и от этого выглядел еще более неприятным, чем обычно.
— Мадемуазель Треванс, мне очень повезло, — сказал он по-французски.
— Разве? — холодно бросила Женевьева. Он указал на свою машину.
— Топливный насос барахлит, и этот никудышный шофер никак не может его исправить.
— Ну и?.. — продолжила вошедшая в роль Женевьева.
— В этих обстоятельствах мне остается только просить вас подвезти меня.
Она выдержала паузу, и просьба Райсшлингера повисла в воздухе, отчего его желтоватые щеки начали медленно наливаться краской, потом небрежно бросила:
— Что ж, представитель расы господ показал свою власть. Что мне остается, кроме как сказать "да"?
Она откинулась назад и подняла стекло. Райсшлингер бегом обогнул машину, вскарабкался на сиденье рядом с ней, и Рене тронул машину с места.
Она достала новую сигарету, и Райсшлингер с готовностью щелкнул зажигалкой.
— Полагаю, вы хорошо провели время в Париже? — Его французский был бы даже неплох, если бы не ужасный акцент.
— Не очень хорошо, — ответила она. — Обслуживание теперь отвратительное, и потом кто-нибудь все время останавливает вас и обыскивает, что очень неприятно. Как будто вам, солдатам, все время нужно во что-то играть.
— Ма-амзель, смею вас уверить, это действительно необходимо. Мои товарищи по СС в Париже добились серьезных успехов, выслеживая террористов.
— Неужели? Так почему же все эти солдаты до сих пор так и не справились с движением Сопротивления?
— Вы не понимаете наших трудностей.
— Сказать по правде, мне и не хочется в них разбираться. Неинтересно.
Он явно разозлился, но она наградила его одной из тех очаровательных улыбок, которыми славилась ее сестра, и обрадовалась, увидев, как он проглотил грубость, готовую сорваться с языка.
— Как там генерал? — спросила она. — Здоров, я надеюсь?
— Да, насколько мне известно.
— А майор Прим?
— Штандартенфюрер со вчерашнего дня.
— Полковник? Вот это мило, — рассмеялась она. — Он относится к себе слишком
Райсшлингер помрачнел.
— Если кто-то другой делает за него основную работу. — Раздражение сделало его несдержанным.
— Да, вам это, должно быть, сильно досаждает. Почему бы вам не попросить другое назначение? Сдается мне, что Россия очень подошла бы. Много чести и славы сколько угодно!
Она наслаждалась, чувствуя, что действовала в нужной тональности, потому что Райсшлингер, безусловно, принял ее за Анн-Мари Треванс. Ей казалось теперь, что встреча с ним — самая большая удача.
— Я с радостью отправлюсь туда, куда фюрер захочет послать меня, — ответил напыщенно Райсшлингер.
В этот момент Рене был вынужден бросить машину в сторону, чтобы не задавить женщину, которая вела вдоль дороги корову на привязи. Женевьеву отбросило в угол, Райсшлингера прижало к ней, и она вдруг почувствовала его руку на своем колене.
— С вами все в порядке, ма-амзель? — Его голос охрип, рука крепче сжала колено.
Она холодно произнесла:
— Будьте любезны, уберите руку, Райсшлингер, иначе я буду вынуждена высадить вас из машины.
Они подъезжали к поселку Довиньи, и Рене, почувствовав напряженность, направил машину к обочине. Райсшлингер, который зашел уже слишком далеко, чтобы так просто остановиться, сдвинул руку еще выше.
— Что вы о себе воображаете? — спросил он развязным тоном. — Неужели я так уж плох, а? Я покажу вам, что как мужчина я ничуть не хуже вашего Прима, в любой день недели.
— Ничего вы никому не докажете, — ответила она. — Полковник — джентльмен. Честно говоря, Райсшлингер, как мужчина вы уступаете даже мне.
— Ты, надменная сука! Я тебе покажу…
— Ничего ты не покажешь… — Она рывком вытащила из кармана вальтер, плавным движением, как учил Крэйг, сняла его с предохранителя и сунула дуло пистолета ему в бок. — Вон из машины!
Машина остановилась, Рене заглушил двигатель. Райсшлингер отшатнулся от нее, выпучив от страха глаза, судорожно открыл дверь и вывалился из машины. Женевьева захлопнула дверцу, и Рене быстро нажал на газ. Она оглянулась и увидела Райсшлингера, стоявшего на обочине и выглядевшего очень беспомощно.
— Хорошо я действовала? — спросила она Рене.
— Ваша сестра гордилась бы вами, ма-амзель.
— Ну и хорошо. — Она откинулась на сиденье и закурила "Житан".
Они миновали вершину холма, и Женевьева увидела его среди деревьев у подножия гор. Замок Вуанкур, серый и безмолвный в лучах утреннего солнца. Обитель благородства, пережившая религиозные войны, революцию, выстоявшая в тяжелые дни, которых было много. Еще в детстве, когда бы она ни возвращалась сюда, в ней всегда возникало это чувство покоя. Чувство полного счастья при одном виде этого дома.