Холодная комната
Шрифт:
– Два!
Нельзя поднимать глаза, иначе она набросится! Это было бы ничего, если бы она была безоружна, но у неё, скорее всего, есть нож. Или гребешок. Нет, надо дождаться, когда она скажет «три» и поднимет ногу. Тогда – подсечка, наскок, короткий удар по горлу, и – точка в повести под названием «Вий», нелепо растянутой на столетия! Утерев ладонью кровоточащие ноздри, Юля воскликнула:
– Дай мне руку! У меня страшно кружится голова. Помоги, пожалуйста!
– Три! Я предупреждала. Теперь пеняй на себя.
Правая нога поднялась для
– Караул! Убивают! – вопила Светка, молотя пятками по линолеуму, – На помощь! Спасите! Антон Антоныч!
– Что с твоими ногтями? – пролепетала Юля, от изумления не слезая со своей жертвы, – они ведь красные были!
Антон Антонович, прибежав, стащил её с медсестры.
– Вы с ума сошли?
– Не сошла! Простите, я… я решила, что она – панночка.
– Кто, кто, кто?
– Ну, панночка! Ведьма. Вы не читали Гоголя, «Вий»? Кино не смотрели?
Светка, поднявшись, с оханьем тёрла ногу ниже колена. Судя по её роже, подсечка действительно удалась. Ногти у неё на ногах опять были красными. Анька всё звала маму.
– Чья это кровь? – спросил врач.
– Моя, – осторожно призналась Юля, на всякий случай краснея. И тут она вдруг сообразила, что с ней случилось.
– Знаете, я упала, расшибла носик и очень долго смотрела на свою кровь. Поэтому мне почудилось, что у медсестры – не красные ногти. Со мной такое часто бывает. На кровь насмотришься – и предметы красного цвета уже не кажутся красными.
– Да ты дура, – выпрямившись, спокойно сказала Светка. Её большие глаза со свирепой ненавистью глядели на Кременцову. Та покраснела ещё сильнее, даром что потеряла пол-литра крови.
– Прости меня! Я реально думала, что ты – ведьма.
– Сегодня что, полнолуние? – обратился врач к медсестре.
– Понятия не имею.
– Ладно, вкати-ка этой гражданке кубиков шесть димедрола в мягкое место. Пусть отдохнёт хотя бы до завтрака.
Не спеша идя к процедурному впереди хромающей медсестры, Кременцова думала, как бы к ней подлизаться так, чтоб было не вполне ясно, чего она добивается.
– Какой краской волосы красишь? – поинтересовалась она, с тревогой следя, как Светка ломает ампулы с димедролом и наполняет шприц, – наверное, дорогой? Офигенный цвет!
– Задницу готовь.
– А я буду спать после этой штуки?
– Оголяй жопу! Быстро!
В десятый раз за минувшие сутки исполнив эту команду, Юля скороговоркой протараторила:
– Знаешь, я потому спросила, что мой начальник обещал утром ко мне приехать
Шприц вонзился. Было ужасно больно. После укола Юля хотела выйти, но медсестра скомандовала:
– Стоять!
– Почему? Зачем?
– Провожу.
Взяв из шкафчика пузырёк со спиртом, голубоглазая вредина запихнула его в карман, погасила свет и открыла дверь. Вышли. Заперев процедурный, Светка повела Юлю к палате за руку. И не зря – шагов через пятьдесят Юля начала спотыкаться. Входя в палату, она уж смотрела сон. Толкнув её на кровать, медсестра сняла с неё шлёпанцы. Потом вышла. Она могла поспать полтора часа, но в сестринскую зашла только для того, чтоб глотнуть «Нескафе» со спиртом, выкурить сигарету и надеть туфли. С четырёх пятнадцати до пяти тридцати она была с Анькой.
Глава девятая
Для утреннего укола Юлю переворачивать не пришлось, поскольку она спала кверху попой. Светка её уколола так, чтоб не разбудить. Не смогла её растолкать и дама, которая развозила завтраки. С этой задачей справились лишь Галина Иосифовна и её помощница Вера, нагрянувшие за час до обеда. Они сначала содрали с правой ноги Кременцовой пропитанную засохшей кровью повязку и наложили новую, затем начали приводить пациентку в чувство. После минутного тормошения, щекотания и щипания за уши Кременцова открыла мутные глазки.
– Доброе утро, – произнесла Галина Иосифовна, разглядывая её с большим недовольством.
– Доброе утро…
Язык не слушался. То есть, слушался, но не Юлию Александровну, а какую-то идиотку внутри неё.
– Простите, я… Мне, по-моему… Я лежу… Мне надо… Я должна встать, наверное, да?
– Вы помните, кто я, Юля? – строго спросила доктор.
– Конечно, помню! – бодро, уверенно и уже чуть более внятно ответила Кременцова, пытаясь вспомнить. Ей это удалось. Почти сразу вспомнилось остальное. Похолодев, Кременцова бросила взгляд направо. Весёлая медсестра, толкая перед собой тележку с бинтами и всякой гадостью, покидала палату. Анькина койка была пуста. Справочник по служебному, охотничьему и декоративному собаководству лежал на тумбочке.
– Что у нас за приступ был ночью, Юленька? – продолжала допытываться врачиха.
– Ночью?
– Да, ночью, ночью! Скажите мне, что вы сами об этом думаете?
Кременцова не знала, что отвечать. Галина Иосифовна вздохнула.
– Я попрошу вас после обеда спуститься к невропатологу, на четвёртый этаж. История будет там. Вы меня услышали? Не забудете?
– Я спущусь.
Врачиха кивнула и устремилась вслед за сестрой.
– Галина Иосифовна! Скажите, а Анька где?
Галина Иосифовна застыла. На её властном лице возникло короткое замешательство, уступившее место странной улыбке. Эта улыбка и эта странность её угадывались под маской.