Холодная кровь
Шрифт:
Анарад только на то ухмыльнулся, поворачиваясь к князю.
— Отвезу я ее обратно, как распогодится, — заявил он.
— Не трудись, сын, — отозвался Найтар, делая шаг к краю навеса, с которого ручьями стекала дождевая вода, устремил взор сквозь морось обильную на верхушки кровлей массивных. — Побудет она у нас. Негоже гостью так скоро прогонять, — Найтар ощутил, как воздух уплотнился.
— Ты же говорил обратно ее? — приблизился Анарад.
Найтар развернулся резко, в глаза вглядываясь темные, как тучи.
— Ты слышал княжеское решение, Анарад. Здесь она останется.
Так
— Князь!
Найтар и все мужчины разом повернулся. Во двор с ворот гридни бежали. Найтар развернулся, пройдя мимо сыновей к порогу. Двор разом оживился, и кмети со всех концов подбегать стали.
— Князь, — приблизился рыжебородый гридень, что в дозоре стоял этой ночью. — Отряд едет, через Доль уже переправились, сюда едут!
Глава 7
— Что-то долго они разговаривают, — Вротислав в который раз прошел к окну горницы, вглядываясь в тяжелые мокрые тучи да просыревшие и темные от дождя бревенчатые стены высоких срубов.
Анарад и сам туда подходил, пока не сел на скамью за стол, удерживая себя на месте. Вчера Домина отпоила его отварами целебными, согрела лаской, которая порой так нужна была, и даже смог забыться и выспаться как следует, только все равно внутри какая-то пустота, и ничем не могла она заполниться: ни откровенными признаниями Домины, ни горячими губами, что так ласкали страстно и бесстыдно его всего.
Никогда такого не случалось с ним, но, как ни отрицай, а не утолила она его голод, который перекатывался на языке жаждой сухой. Он брал ее — неистово и безрассудно — запуская пальцы в костер волос, что жег, не обжигая, и огонь этот высушил изнутри — страсть Домины, пламенная и зыбучая, что горящими углями наполняла его, а думал он всю ночь о другой, чья кротость волновала и злила страшно, когда вспоминал губы мягкие и нежные, и трепет ее теплого дыхания на своей коже.
Сдержанная и неприступная, она, как морозная калина: и холодна, и пленительна одновременно. Безумно манила его своей сочностью, что хотелось от острой жажды сорвать зубами ягоды эти, раздушить, почувствовать, как лопаются холодные во рту, тают, растекаясь по языку соком сладко-горьким пьянящим, и вместе с тем приходило отчаянное желание смять в ладонях, растоптать сапогом в снегу — столько вызывала она в нем противоречий диких. Невыносимо. Этот порыв страшил Анарада.
Обвела вокруг пальца их, утаила нарочно, чтобы князя Збрутича привести в Роудук, вражду посеять. Чего хотела добиться этим? Вот уже добрых полдня не выходили из гридницы правители: о чем там толкуют — только стены слышат. Не пускают туда никого, и не выходит никто: ни воевода, ни сотник даже. Только снует по двору ватага княжеская, хоть и в другую избу — дружинную — их созвали сбитнем отогреться да от дождя укрыться, который припустился еще хлеще, но не все пошли, охраняя князя, глаза уже намозолили. Ко всему покоя не дает последнее решение Найтара оставить княжну в городе. Сдается Анараду, что неспроста все.
— Они
Выходит, до князя Карутая дошли слухи или передал кто-то, что забрали дочку его осхарцы. Если бы Анарад знал, кто она, поволок бы в Роудук? Вопрос, на который он, как ни думал, а ответить не мог. Но в покое ее явно бы не оставил. Да и что останавливает? Пока разговаривали князья, подняться бы на верхний ярус и вытрясти все ответы, не церемониться, ведь ясное же, что князь — о чем бы они там не говорили — заберет ее из Роудука, и тогда последняя ниточка оборвется. Это мысль хлестнула плетью по груди, даже дыхание оборвалось. Домина продолжала твердить, что жив Ворута, и что Агна неверно все истолковала. Анарад уже хотел с места подняться да прямиком направиться к княжне — так все вскипело внутри.
Княжич голову поднял и закаменел — Агна появилась в дверях, так неожиданно и тихо, что врасплох застала. Вротислав, проследив за взором брата, голову повернул. Агна, верно, тоже не ожидала увидеть здесь их, к полу будто приросла — не шевелилась. Теперь она находилась тут как гостья, могла вольно по терему расхаживать.
— Знаешь уже, кто там приехал к нам? — спросил первым Вротислав.
— Знаю, — ответила она незамедлительно, направилась было к выходу, сжимая на плечах платок шерстяной, за ней челядинка по следам.
— Что же ты нам не сказала, что княжна ты? — не отпустил ее Анарад, взглядом давя.
— А вы бы мне поверили? — Агна прямо посмотрела на Анарада, так, будто в грудь камень кинули, до чего же упряма.
Вротислав хмыкнул:
— Вряд ли…
И вновь тишина повисла зыбкая. Анараду захотелось уйти отсюда немедленно — хоть прохладно в горнице было, а дышать стало нечем. И не понятно, что встряхнуло его изрядно: злость или скручивающая виток за витком необоримая тяга. Но последнее и быть не могло.
Со двора, разрывая путы эти, послышался шум, а вскоре и топот на лестнице, заставивший притихнуть всех. Грошко показался в дверях.
— Вышли!
Анарад поднялся с лавки, вышел из-за стола, проходя мимо княжны, чуть приостановился. Зачем — сам не знал, но дрожь знакомая по телу скользнула. Агна, не ожидая того, вытянулась, но тут же оправилась, возвращая равнодушие — теперь ее и пальцем никто не посмеет прикоснуться, как и приблизиться. Анарад, одарив ее отчужденным взглядом, поспешил выйти из горницы, княжна вслед за ним вышла в сопровождении челядинки.
Первым из избы вышел князь Карутай — муж плечистый, осанистый, с копной русых кудрей и такой же курчавой бородой, взгляд молодой, и густели суровостью светлые серо-пепельные глаза, оглядывая внимательно с долей интереса вышедших навстречу княжичей. И понятно стало, что разговор вышел добрый — читалось на чуть вытянутом лице владыки довольство полное. Агна к нему бросилась, да тут же под взглядами кметей сдержалась, на шаг переходя — княжна все же. Дочь он свою обнял, в глаза заглядывая и улыбаясь по-отечески тепло и ласково. Анараду даже тесно внутри стало от созерцания встречи их — ясно стало, что давно не виделись дочка с отцом.