Холодная сталь
Шрифт:
– Не поверят тебе, мент поганый, – шевельнул губами Соломенный.
– Еще как поверят! И ты сам все прекрасно понимаешь. Поверят, потому что каждому будет выгодно поверить! После таких крупных провалов, как этот, «авторитетам» необходим козел отпущения. Ты идеально подходишь для роли «мешка». А теперь угадай – сколько дней ты еще проживешь после того? Кто защитит тебя от пера в бок, когда тебя переведут мотать срок в зоне? Мать твою…
– Ладно, мусор, взял меня на пушку, и хорош, – уставившись в пол, пробормотал Соломенный. – Чего хочешь?
– Маленькой
– Что гарантируешь взамен?
– Что не буду портить тебе жизнь и замкну рот на замок. Я не пускаю никаких слухов – и ты живешь еще несколько лет.
– Если я засвечусь на сотрудничестве с тобой, мне все равно крышка, – с сомнением проговорил Соломенный.
– Не засветишься, О твоей маленькой услуге – из ментов буду знать только я. А мне не выгодно, чтобы ты горел, как свеча…
– Что я должен делать?
Соломенного словно подменили. Из разъяренного тигра, каким его недавно ввели в камеру, превратился в ручного кролика. «Правильно Володька все рассчитал», – подумал Василий. Весь разговор с «авторитетом» он провел согласно данной Печегиным инструкции.
Подойдя поближе, Мохов остановился напротив Соломенного:
– Ты должен будешь рекомендовать одного человека.
– Кому?
– Александру Дракову.
– Каким образом я это сделаю? – спросил Соломенный.
– Черканешь рекомендательное письмецо.
– А-а, – разочарованно протянул уголовник.
– Ты напишешь ему, что одному очень хорошему человеку надо помочь. Он, мол, вот-вот выйдет из тюрьмы, а на воле его ждет сильный ураган. Так что пусть, мол, поможет человеку обсушиться на солнышке.
– Хочешь, используя мое имя, внедрить своего стукача в «Азию»? – прищурившись, изрек Соломенный.
– Ты поразительно догадлив.
– А ты помнишь, что я тебе говорил насчет простыней в морге? Мое письмецо может стать именно таким прикрытием. Только оно будет стоить жизни и мне тоже. «Азия» – не та организация… У Дракова потрясающий нюх на стукачей.
– Я прослежу за тем, чтобы все обошлось, – улыбнувшись, парировал Мохов.
– Ты уверен, что все обойдется?
– Да.
– А откуда у тебя эта уверенность? – въедливо спросил Соломенный.
– С твоим письмом в «Азию» отправится наш лучший человек. Одиночка, который стоит целого полка. Он ничего не боится. Это – твердый орешек.
– Нет таких орешков, которых нельзя было бы расколоть! – заявил Соломенный. – Ты слышал, как Сашка поступает с отступниками! Я сам Видел у него в шкафу коллекцию засушенных ушей предателей.
– Этот орешек пытались раскусить челюсти и покрепче драковских. Ни хрена у них не получилось. Парень вышел из таких передряг…
– Никогда не угадаешь, где поскользнешься, – глубокомысленно заметил Соломенный.
– Ты так разговариваешь, словно у тебя есть выбор, – нахмурился Мохов. – Мне надоело тебя уламывать. Итак?
– Как бы мне хотелось потанцевать на твоей могиле, мусор, – честно признался Соломенный.
– Ножки коротковаты, – осадил его Василий.
– Черт с тобой! Будьте вы все прокляты. Неси бумагу пошершавее да карандашик потупее.
«Я и сам Володьке Печегину не завидую, – подумал Мохов. – Рисковый он парень. Но как здорово, что именно такие, как он, еще пытаются защищать закон! Хорошо бы, чтоб таких было побольше…»
На следующий день Василий Мохов вместе с надежным помощником, лейтенантом Семеном Кодаковым с утра засели в тесном, насквозь прокуренном кабинете прокуратуры перед монитором служебного компьютера. Почти до полудня они изучали данные на частного предпринимателя Александра Дракова и на возглавляемую им фирму «Северэкономплюс».
Внешне придраться было не к чему. Вот уже пять лет «Северэкономплюс» успешно занималась строительством, делая капитальные вложения в экономику российского Севера. Фирма Дракова, по сути, претендовала на роль «моста» между традиционно отсталой экономикой Восточной Сибири и промышленно развитых районов Центральной России с их колоссальным экономическим потенциалом.
Мохова настораживало другое – то, с какой сказочной быстротой обогатился Драков. А ведь до «Северэкономплюс» не одна строительная фирма, обладавшая гораздо большим стартовым капиталом, разорялась с той же быстротой, с какой и возникала.
Откинувшись на спинку стула, который отчаянно заскрипел, Мохов обернулся в помощнику.
– Какие у тебя соображения по поводу этого «Северэкономплюс»? Мне кажется, все выглядит странно.
– А по-моему, предельно просто, – передернул плечами Кодаков. – Дело пахнет керосином.
Пристально посмотрев на него, Василий произнес только одно слово:
– «Азия»?
– Точно, – кивнул Кодаков. – Обрати внимание – фирма расцвела пять лет назад, как раз тогда, когда прекратил свою деятельность Четырнадцатый Отдел.
– А что ты знаешь о Четырнадцатом Отделе? – насторожился Мохов.
– Только то, что был такой, и там работали классные ребята. Их начальник, кажется, Комин, или Демин, вышел в своих разоблачениях на очень крупных «шишек». И его шлепнули наемные профессионалы. А Отдел после этого расформировали приказом из Москвы. Тупицы там в Кремле сидят. Да.
Мохов неопределенно мотнул головой. С Кодаковым он работал всего два года. Тот пришел в прокуратуру сразу после окончания высшей школы милиции. Семен принадлежал к тому поколению местных милиционеров, для которых сотрудники Четырнадцатого Отдела уже были легендарными личностями.
– Возможно, ты прав, – сказал Мохов.
– Относительно кремлевских деятелей?
– Относительно «Северэкономплюс». И «Азии».
Организованная преступность – это ведь не только похищение денег, но и их отмывание. Когда экономика развивается слишком вяло, как было десять лет назад, или катится в пропасть, как это происходит сейчас, для организованной преступности открываются широчайшие перспективы. Начавший кредитором постепенно становится партнером – этот закон сохраняет универсальность по сию пору. А кто может лучше кредитовать, нежели уголовники? Никто.