Холодная весна
Шрифт:
Анне, все еще недоверчиво смотрящей на своего милого, казалось, что она сходит с ума. Разве может она надеяться стать женой Раймонда Хереви?! Если все пойдет обычным порядком, сын рыцаря сам может в один прекрасный день стать рыцарем. Кроме того, ее душа и тело являлись собственностью сэра Бланделла, и ни ее родители, ни любимый не могли позволить себе выплатить неподъемный мерхет — откупное за невесту.
Но, с другой стороны, тот же голос нашептывал ей: «Да! Да, он готов взять тебя в жены! Но как и когда?»
— Сегодня я обсужу это дело с патером Ианом. Но ты никому не говори, что мы поженимся, даже своим родителям. Этот негодяй де Ронсье считает, что я уже
— Обещаю!
Потрясенная шквалом противоречивых чувств, заставляющих ее плакать и ликовать одновременно, она покрыла его лицо бесчисленными поцелуями.
— Ах, Раймонд! Я так счастлива! — Она откинулась назад, ибо ее сердце вдруг пронзила дикая тоска. — О, если бы тебе не надо было покидать меня!
— Я должен пройти тот путь, который выбрал. — Раймонд снова погладил ее волосы. — Мне необходимо проникнуть в Хуэльгастель…
— Но тебя убьют!
— Нет, не убьют. Пойми, де Ронсье не отличит меня от апостола Павла, даже если встретится со мной лицом к лицу — он меня никогда в глаза не видел. — Раймонд привычно ощупал длинный шрам на правой щеке. — А даже если и видел, то в новом обличье меня сам дьявол не узнает. Прежний Раймонд Хереви остался в том болоте. С этого момента я — Гвионн Леклерк, писец по профессии, остался без гроша после того, как на меня напали объявленные вне закона преступники по дороге из Ренна в Ванн. Ладно, вытри слезы и одевайся. — Он прищурился. — Есть две причины, по которым нам надо встретиться с отцом Ианом. Во-первых, мы попросим его повенчать нас и, кроме того, я должен уговорить его ссудить мне немного денег.
— Он будет рад повенчать нас, — ответила Анна. — Ведь он знает, что мы любим друг друга. К тому же он очень хорошо к тебе относится. Главная причина, по которой он согласился, чтобы я встречалась с тобой — это опасения за твою жизнь.
— Тогда идем, Анна. Нас ждут достопочтенный патер и честная свадьба.
Мэри Брайс решительной походкой вышла из зала во внутренний дворик. Собрав все свое мужество, с высоко поднятой головой она прошла под аркой и на минуту задержалась во внешнем дворике. Мэри намеревалась выяснить, является ли она пленницей Хуэльгастеля или может свободно его покинуть.
Воротная решетка была поднята, но два стражника с копьями дежурили у стены. Еще двое сидели по другую сторону подъемного моста.
Набрав побольше воздуха в легкие, Мэри сделала вид, что хочет миновать ворота.
Один из стражников загородил ей выход копьем, держа его на уровне груди.
Мэри была вынуждена остановиться.
— В чем дело? — спросила она как можно более высокомерным тоном.
— Твое имя Мэри Брайс, не так ли?
— Ну и что из того? — Мэри взглянула в лицо дозорного. Это был пожилой уже человек с торчащими вниз серыми усами и добрыми карими глазами.
— А госпожа графиня знает, что ты сейчас здесь, Мэри Брайс?
Мэри поджала губы и покосилась на наконечник копья, который чуть-чуть отодвинулся в сторону.
— Вы хотите сказать, что мне нельзя выходить отсюда?
— Отправляйся к графине, госпожа Брайс. Она тебе все объяснит.
По выражению лица часового Мэри поняла, что от него она ничего не добьется: ее не выпустят. Она круто развернулась и отправилась разыскивать графиню Элеанор.
Мэри и ее госпожа сидели у окна в комнате графини. Они специально
— Скажите, ваша светлость, меня держат здесь как пленницу? Этим утром я хотела выйти погулять, но стража на воротах не пустила меня дальше подъемной решетки.
Графиня подняла удивленный взор на служанку.
— Как пленницу? Но, Мэри, разве ты чувствуешь себя пленницей? Разве я не приветила тебя? Разве тебе не хорошо со мной?
Пышная грудь Мэри вздымалась и опускалась. Графиня по сути дела уклонилась от прямого ответа.
— Ах, госпожа! Я очень вам благодарна, вы оказали мне самый теплый прием. И вы не даете мне никаких оснований считать себя пленницей. Мне нравится работать с вами и для вас. Сейчас, служа вам, — призналась она, — я более счастлива, чем когда-либо до этого.
Графиня нагнулась, рассматривая расшитую лилию.
— К чему же тогда этот разговор, Мэри?
Мэри ответила не сразу — она не знала, насколько графиня посвящена в дела своего мужа. Она выбрала новую шелковую нить и вдела ее в иголку.
— Вам известно, откуда я здесь появилась, ваша светлость? — наконец спросила она.
— Из Кермарии. Ты там работала в хозяйстве Жана Сен-Клера. — Графиня Элеанор подняла голову и одарила девушку благосклонной улыбкой. — Ты думаешь, я не знаю, что там натворил мой муж?
— Я… не знаю, что подумать, госпожа моя.
Элеанор наклонилась вперед и похлопала Мэри по колену.
— В тот день, когда тебя доставили к нам…
— Меня увезли сюда, чтобы я никому не могла рассказать, что сотворил ваш супруг, — объяснила Мэри.
— Судя по всему, это так и есть, — спокойно согласилась графиня.
— И я до сих пор не пойму, почему я безропотно подчинилась, почему не шумела и не возмущалась.
Элеанор покачала головой, и вуаль упала ей на глаза.
— Зато мы, моя дорогая, сразу все поняли. Ты не шумела и не сопротивлялась потому, что была слишком потрясена случившимся в Кермарии. Скажу больше, если бы ты сопротивлялась, тебя могло бы уже не быть в живых.
Мэри склонила голову, светло-каштановые волосы, которые ей никак не удавалось уложить в аккуратную прическу, волной рассыпались по плечам.
— Выходит, я — трусиха, госпожа?
— Нет. Ты просто пошла по единственному пути, который оставался для тебя.
— Я не хочу, чтобы вы думали, будто я не благодарна вам, ваша светлость. Я очень рада, что вы взяли меня своей прислужницей. Вы — добрая христианка. Но все же я желала бы знать, как долго меня будут держать здесь?
Элеанор прикусила губу.