Холодное блюдо мести
Шрифт:
Ноябрь стоял на редкость теплый и ясный, поэтому я надела теплый спортивный костюм, мягкие тапочки, вышла в сад с книжкой, которую купила накануне, и улеглась в гамак, предварительно застелив его старым пледом. Гамак был еще сыроват от росы, и я сама не знала, что мне вдруг приспичило на нем лежать.
Сергей повесил гамак по моей просьбе, но как-то получилось, что летом я так ни разу им не попользовалась. Теперь, как раз накануне нудных осенних дождей, я смогу наконец
Я услышала, как стукнула дверь детской, и на огромную веранду, которая опоясывала половину нашего дома на втором этаже, на свежий воздух вышла Анечка. Она облокотилась на перила, и я помахала ей из гамака.
В конце концов я стала задремывать — с некоторых пор мне не хватает ночи, чтобы выспаться. Третий год моего замужества все еще насыщен эмоциями — мы с Сергеем часто подолгу не спим, но он в отличие от меня не страдает от хронического недосыпа. И любит цитировать кого-то из китайских мудрецов, который говорил, что воин должен спать четыре часа, женщина — шесть, ребенок — восемь, а глупый человек — десять. Но иной раз мне хочется все же побыть глупым человеком.
Видимо, поэтому я не услышала, как к дому подъехала машина и по дорожке тяжело протопали каблуки. Заставил меня очнуться до боли знакомый голос:
— Безмятежная жизнь! Завидую. Двери настежь, калитка едва прикрыта. Тут, мадам, небось и квартирных краж не бывает.
— Бывает, — лениво пробормотала я и, не открывая глаз, попросила: — Подвинься, пожалуйста, чуть влево, а то солнце в глаза светит. Не пойму, чего оно мечется по небу. Из-за него и тень не стоит на месте… Врачиха же сказала, чтобы ты сняла каблуки.
— Ну ты наглая! — возмутилась Ольга, медленно усаживаясь в плетеное кресло рядом с гамаком. — Я пожалуюсь Лешке, что ты заставляла меня тентом работать.
— Всего лишь козырьком от солнца… Рассказывай, как дела.
— Как сажа бела! Во-первых, израильтяне куда-то подевались со своими компьютерами…
— Появятся. Все равно лучше, чем мы, покупателя они не найдут.
— «Мы»! Ты все еще говоришь — «мы», и это радует…
— Так, а что во-вторых?
Ольга ответила не сразу, и я тут же открыла глаза: раз Кривенко подбирает слова, значит, волнуется.
— Я ездила в центр «Вита».
— И что?
— Ничего не понимаю. Зачем было тратиться, заказывать визитки, да еще такие внушительные, с золотом…
— Ты можешь объяснить мне, о чем бормочешь?
— Нет в этой «Вите» никакого Макарова.
— И телефонов таких нет?
— Телефоны есть. Центр есть. Макарова нет.
— У тебя его визитка с собой?
— С собой.
— Дай-ка посмотреть.
— Чего там смотреть? —
Но я молча держала протянутой руку, так что она все же визитку достала и просто-таки в руку мне воткнула.
Внимательно осмотрев кусочек картона, я осторожно поддела ногтем полоску бумаги и потянула вверх. Под фамилией «Макаров» оказалась совсем другая — «Харитонов».
Ольга смотрела на мои манипуляции, выпучив глаза.
— А как ты догадалась?
Я пожала плечами:
— Вроде дурацкая мысль пришла в голову, потому я и не стала сразу признаваться.
— А если бы кто-то из нас знал настоящего директора?
— Вряд ли он так уж рисковал. Сказал бы что-нибудь вроде: розыгрыш. Или как говорят в американских фильмах: сюрприз!
— Думаешь, у него таких визиток много?
— А почему нет? Если с их помощью он каждый раз может быть кем-то другим…
— То есть этот Евгений скрывается? Как же тогда мы сможем его отыскать?
— Мы, наверное, никак. Пусть милиция ищет.
— Ты меня поразила. — Ольга беспокойно шевельнулась в кресле — наверное, опять не очень хорошо себя чувствует. И что ей дома не сидится?! — Такое раскопать, не сходя с места. Прямо как Ниро Вульф.
— Это такой толстяк, который в нормальное кресло не влезает? Спасибо за комплимент!
— Я имею в виду не комплекцию, а дедуктивные способности.
— Совсем недавно кто-то говорил, что сыщик из меня никакой.
— Послушай, Лар, значит, мы из подозрения автоматически выходим?
— А это вряд ли… У меня такое впечатление, что ты чего-то боишься. За своего мужа, что ли?
Но поскольку Ольга не ответила, я прикрыла глаза и потихоньку закачалась в гамаке: какая красота!
— Ну да, да, боюсь! — выкрикнула Ольга. — Ты не знаешь, от этого ненормального всего можно ожидать! Если она прижала его к стенке…
— Чем?
— Не знаю. Я ничего не знаю. Он молчит и только посмеивается. Не понимает, что может оставить будущего ребенка без отца, а меня… Второй раз я этого не переживу.
Она так горько зарыдала, что я подскочила в гамаке.
— Ты что, Лелька, совсем спятила? Это же надо такое напридумывать! Чем она могла его прижать, подумай, чем? И что это такое, о чем он побоялся бы тебе сказать? Разве вы не откровенны друг с другом?
— До сих пор думала, что откровенны.
— И что теперь случилось?
— Ленка опять влезла между нами.
— Ничего она не влезла. Быстрова умерла, и думать, будто теперь она станет завывать привидением у вашего супружеского ложа, глупо.