Холодные медные слезы. Седая оловянная печаль

Кук Глен Чарльз

Он узнал монеты.

Я не особенно ему верил, хотя часть его откровений могла быть правдой. Нельзя сказать, что я недоверчив по природе. Просто нельзя верить во все подряд. В этом деле, куда бы я ни сунулся, всюду натыкаюсь на религию. А религия – это игра масок, мошеннических уловок и иллюзий. И принимать здесь фасад за чистую монету – верх глупости.

Мой маршрут проходил в квартале от «Синей Бутылки», где свили себе гнездо два любознательных Смита. Не мешало бы заскочить туда, посмотреть, не упустила ли чего Майя.

Заведение

не выглядело многообещающе. На моем веку его точно не ремонтировали. Но все же оно было рангом повыше тех ночлежек, где за медяк вам предоставят место у веревки, которая поддержит вас, пока вы будете спать стоя.

Такого рода забегаловки обычно посещают нищие и самое низкопробное отребье из преступного мира. Хозяева этих заведений не расположены болтать. Придется мне как следует поработать мозгами, если я хочу чего-нибудь добиться.

Я вступил в грязную общую комнату, где обнаружил толпу пьянчуг из трех человек. Какая-то неведомая сила распихала их по разным углам комнаты. Один занимался самообразованием, внимая собственному бесконечному монологу. Я не смог разобрать ни одного слова из пяти, но, кажется, он яростно и увлеченно дебатировал на социальные темы. Его невидимому оппоненту приходилось тяжко. Еще бы! Слушать такое…

Я не заметил никого, похожего на владельца. Никто не появился из глубин дома на звук дверного колокольчика.

– Эге-гей! Кто-нибудь дома?

Мой клич явно не отвлек услужливого хозяина от тяжких трудов на кухне. Но один из молчаливых выпивох оторвал себя от стула и качнулся мне навстречу:

– Чего… ик… надо? Комнату?

– Я ищу своих приятелей, Смита и Смита. Они должны были остановиться здесь.

Он привалился к стойке, обдал меня перегаром и скукожил физиономию в багровую черносливину.

– Э… м-м… Третий этаж. Дверь в конце. – Он не выказал особого разочарования по поводу того факта, что я не собираюсь оставить деньги в его кармане.

– Спасибо, приятель. – Я вручил ему пару медяков. – Выпей одну за мое здоровье.

Он недоуменно уставился на монеты, словно не мог сообразить, что это такое. Пока он бился над этой загадкой, я отправился наверх. Осторожно. Судя по тому, как эти ступеньки кряхтели и прогибались, вопрос об их крушении должен был решиться в течение ближайших часов.

Третий этаж больше походил на мансарду – пять комнат под скатами крыши, по две с каждой стороны клаустрофобно узкого коридора и одна в торце. Три боковые комнаты не имели даже занавесок, дающих иллюзию уединения. Зато еще одна могла похвастаться дверью, неподвижно висевшей на единственной петле. Цель моих устремлений находилась за последней дверью, которая не закрывалась из-за покоробившегося пола.

Смитов дома не оказалось. Хотя я и не особенно рассчитывал застать бедолаг после их встречи с Роком. Я протиснулся внутрь.

В какую бы тайную организацию или секту ни входили Смиты, она была жалкой. Они спали на полу, на жиденьких одеялах. У них не оказалось

даже смены белья.

И все равно я принялся обшаривать комнату. Никогда не знаешь, какая мелочь в головоломке поставит все на свои места.

Я стоял на коленях, заглядывая в каньоны между половицами, когда услышал скрип пола в коридоре. Я оглянулся через плечо.

Эта женщина выглядела, словно жена Покойника. Ее хватило бы на изготовление четырех женщин среднего размера, и еще немного осталось бы. Как ей удалось подобраться так близко, не вызвав землетрясения? Как ее выдержала лестница? И почему не рассыпался дом? Такой перегруз в верхней части неминуемо должен был его разрушить.

– Какого дьявола ты здесь делаешь, парень?

У нее чесались руки устроить драку, а у меня не было пути к отступлению.

– А почему вы спрашиваете?

– Потому что я хочу знать, засранец!

Она притащила дубину, настоящую палицу размером с взрослого мужика. Жаль мне парня, который получит удар этой штукой, особенно если мадам вложит в него душу.

Тут до меня дошло, что, если я не воспользуюсь своими хвалеными мозгами, моя жалость пригодится только мне самому.

– Что за черт?! Какого дьявола вы суете нос в мою комнату?

Когда вам не хватает пространства ошеломить противника быстротой своих ног, старайтесь запудрить ему мозги.

– В твою комнату?! Что ты мелешь, парень? Эта комната сдана двум типам по имени Смит и Смит.

– Человек, которому я заплатил, велел мне занять эту комнату. Я так и сделал. Если вы сдали ее кому-то еще, у вас будут проблемы с управляющим.

Мадам рассвирепела:

– Проклятый Блэйк снова взялся за старые штучки?! – Тут она заорала на меня: – Я здесь управляющий, засранец! Тебя облапошил поганый пьянчуга. А теперь проваливай отсюда. И не вздумай клянчить у меня свои деньги.

Она развернулась и потопала прочь. Я остался на полу. Если дом рухнет, я не хочу иметь к этому никакого отношения. Мадам шла и рычала:

– Ну, на этот раз я тебя прикончу, сукин ты сын!

Какая милашка! Хорошо, что дело не дошло до рукоприкладства. Сомневаюсь, что мне удалось бы ее одолеть.

Я еще раз быстро осмотрелся, но, когда снизу послышались вопли, сообразил, что настало время удалиться.

И тут я кое-что заметил.

Медная монета, закатившаяся в щель. Я выхватил нож и принялся ее выковыривать.

У меня не было никаких оснований считать, что монета потеряна Смитами. Она могла валяться здесь сотню лет.

Могла. Но я не верил в это ни секунды.

Возможно, кто-то услышал мои молитвы. Этот невзрачный кусочек меди оказался родным братом экземпляру из моей коллекции.

Щелк. Щелк. Щелк. Кусочки начали складываться. Все было частью одной головоломки, за исключением – что маловероятно – Перидонта. Маловероятно потому, что он солгал. Ему что-то известно о происходящем, даже если он не участвует в представлении.