Холодные сердца
Шрифт:
Лебедев успел первым. Перевернул, похлопал по щекам, потребовал саквояж. Аркаша, пораженный больше всех, бросился вытаскивать его из дупла. Принес в трясущихся руках. Аполлон Григорьевич смочил вату, сунул под нос. Федор фыркнул, охнул и открыл глаза.
– Где я? – тихо спросил он.
– В аду, герой! – сказал Лебедев. – Сейчас мы тебя в огненный котел засунем, где у нас варятся глупые мальчишки-дуэлянты.
Из верного саквояжа появилась прозрачная жидкость, пахнувшая совсем не так мерзко, как нашатырь. Лебедев приказал выпить залпом. Проглотив, Федор закашлялся до слез.
– Зря
Гривцова не было видно. Пришел черед его приводить в чувство. Когда Николя достаточно очухался, чтобы идти к пролетке, Ванзаров подозвал его к себе.
– Ваше задание закончено, – сказал он.
– Но почему? Я же…
– Никаких возражений. Она вас раскусила. С Катериной Ивановной вам делать больше нечего.
– С чего вы так решили? – не сдавался Николя.
– Она не приехала.
– Извините, Родион Георгиевич, я не понимаю.
– Сегодня она потеряла Танина, на которого делала какую-то ставку. После этого узнает, что будущий наследник подвергает себя смертельной опасности. Что должна сделать женщина, которая рассчитывает получить ваши деньги и не может ими рисковать? Попытаться вас остановить любой ценой. Но она не приехала ни к вам, ни сюда. Это значит, она вас раскусила. Где вы допустили ошибку? Думайте.
Думать в таком состоянии было чрезвычайно трудно. Николай напрягался изо всех сил, но ничего не выходило.
– Не понимаю, – сказал он. – Все было идеально. Разве только…
Ванзаров потребовал продолжения.
– Сегодня в парке, когда я с ней гулял, встретился тот самый тип, с которым она переглядывалась в ресторане…
– Я знаю. Дальше.
– И про это знаете? – поразился Николя. – Ладно. Когда он ушел, я и говорю: «Ухажеры у вас забавные, один гадости говорит, а другой филерить не умеет, как полагается».
– Что же на это мудрое замечание ответила Катерина Ивановна?
– Да, в общем, ничего особенного. Посмотрела, улыбнулась и говорит: «Какой вы внимательный, господин Гривцов, прямо как следопыт».
– Это вам урок, как одним словом можно провалить всю игру. Поздравить с этим не могу. Считайте себя под домашним арестом. Без моего разрешения даже носа не высовывать.
– Слушаюсь, – печально сказал Николя и вдруг встрепенулся. – Родион Георгиевич, это что же получается: всю эту дуэль затеяли ради того, чтобы…
– Не я, а вы затеяли, – поправил Ванзаров. – За что и можно поблагодарить случай. А то бы пришлось импровизировать. Спать, Гривцов. С утра – под арестом.
Он попросил Лебедева проводить печального Старикова и убедиться, что его здоровью и нервам ничто не угрожает. Аполлон Григорьевич заверил, что ребенок в самых надежных руках.
В участок Ванзаров отправился все тем же кружным путем. Он надеялся, что проскользнул по пустым улицам незамеченным. Пробравшись через окно в приемную часть, он проник в комнату. На первый взгляд никаких изменений не было.
Стараясь не скрипнуть, Ванзаров подобрался к кровати и поднял одеяло. Манекен лежал на боку, устроившись
Ванзаров накрыл раненого помощника одеялом с головой и устроился на стуле в темном углу. Черная шинель городового скрывала его до первого света.
Часть III
1
Холодно, холодно…
Всю ночь Аграфена Николаевна, вдова генерала и проклятие всего квартала, мучилась мигренью. Домашние не спали и падали с ног, меняя примочки и подавая отвары. Родственники суетились не столько из любви к вредной старушке, сколько в надежде на наследство. Вдова-генеральша была богата и вовсю пользовалась своей властью. Сил ей хватало, но она тщательно делала вид, что находится на последнем издыхании. Наследнички верили, что их мучениям скоро придет конец, а потому изворачивались, как могли. Умная старушка развлекалась от души, требуя исполнять все новые и новые капризы. Наконец, когда все народные средства были исчерпаны, даже примочки из свежего навоза, за которым бегали на ферму, оказались бессильны, она разрешила послать за врачом. Аграфена Николаевна никогда по-настоящему не болела, считая всех докторов шарлатанами и вымогателями. Но сейчас головная боль ей действительно досаждала.
Отправили горничную. Матрена бегом одолела полгорода, прибежала к особнячку на тихой Сосновой улице, прорубленной среди частокола сосен, и вежливо постучалась. В доме было тихо, что в шесть утра не удивительно. Мучаясь от стыда, деваха принялась тарабанить кулаком. Обитателей она не разбудила, зато дверь сама собой открылась. Видимо, забыли запереть. Робея и не зная, что делать, Матрена заглянула через порог. В комнатах было темно от задернутых штор. Она громко позвала хозяина. Так громко, что любого бы разбудила. Никто не пожелал ответить девушке. Тогда Матрена решилась и вошла. Как только глаза привыкли к полумраку, горничная вскрикнула, схватилась за голову и с воплями выскочила наружу.
Она бежала по Сосновой улице, и такой страх вцепился в нее, что Матрена верещала не переставая. Пока не наткнулась на городового Петрусева, которого заинтересовали вопли с утра пораньше. Задыхаясь и теряя слова, деваха кое-как объяснила, что видела. В другое время городовой послал бы ее проспаться и не морочить ему голову. Но в городке время настало тревожное, лично Макаров приказал быть начеку. Так что Петрусев не поленился отправиться к известному дому.
Крики разбудили соседей. В окошках появились заспанные лица, которым непременно надо было выяснить, что случилось. Петрусев оставил горничную у забора, сам же взошел на крылечко и решительным образом распахнул дверь. Только заглянул, и сразу затворил, приказав горничной оставаться на месте. Он выбежал на улицу и со всей силы дал свисток тревоги. Свистел, пока с ближайшего поста не прибежала подмога.