Холодные сердца
Шрифт:
Его прикосновение прожгло от макушки до живота. Дарья задышала часто и тяжело. Эти роскошные усы имели над ней почти безграничную власть. Как бы глупостей не наделать. Она ведь не устоит, помани – и готово.
Ванзаров понял, что поцелуй был лишним. Он принялся подробно и скучно обговаривать детали. Во сколько придет, где спрячется в комнате и что надо сказать Порховой. Детали всегда наводят скуку на девушек, но сейчас это подействовало как успокоительное. Дарья отвлеклась и обещала выполнить все в точности.
– У меня
Дарья потребовала, чтоб он спрашивал все, что ему будет угодно.
– У вас имеется манекен с головой?
– Как же не быть. Модистке без манекена никак нельзя, на вешалке платье не обшить, стежок не так пойдет… Ой, да зачем вам это.
– Одолжите мне один из ваших манекенов буквально на денек.
У Дарьи имелся только один. На нем – недошитое платье. Но это такие пустяки… Она тут же сняла платье, бросив в коробку, обмотала манекен последним рулоном бумаги, что у нее остался, и тщательно завязала бечевкой. Пусть видит, какая она ловкая, на все руки.
Манекен был выдан с наставлением пользоваться, сколько будет угодно. Ей не к спеху. Подхватив куль под мышку, Ванзаров благодарно поклонился.
– Вы не представляете, Дарья, как много значит для меня ваша помощь.
Слова эти звучали победным маршам в ее ушках.
– Такие пустяки, – ответила Дарья, пылая от счастья. – Ну, идите, вам пора. А завтра не опаздывайте. Настя всегда вовремя приходит.
Ванзаров еще раз отвесил поклон и закрыл за собой дверь. А Дарья еще долго не могла взяться за иголку. Так много самых разных чувств боролось в ней, что было не до шитья. Когда же очнулась от девичьих грез, накинула платок и побежала к дому Порхова. О «бабнике» и «бесстыжей роже» она даже не вспомнила.
Все ее мысли занимали роскошные усы.
От грозного победителя Англии не осталось ничего. В угол диванчика вжалось дрожащее, сморщенное существо. Веки плотно сжаты, как от яркого света. Руки стиснуты коленками, будто стеснялся их показывать. Портупею и ремень с кобурой у него забрали. Мундир висел мешком, расстегнутый ворот открывал бледное тело.
Войдя в участок, Ванзаров бросил манекен у порога и подошел к чиновникам, окружавшим пристава.
– Вы чем тут заняты? – спросил он.
– А вот, извольте посмотреть, – сказал архивариус и ткнул в небритую щеку перьевую ручку. Пристав вздрогнул, издав тонкий и протяжный звук. – Не правда ли, забавно?
– Или вот так, – письмоводитель пощекотал пером ноздри. Пристав замотал головой, словно муху отгонял, и снова издал странный звук. – До чего смешно! Ой, не могу!
Чиновники заулыбались, надеясь на удовольствие столичного господина.
– Вы ему на голову воду вылили? – спросил Ванзаров.
– Компот-с! – хихикнул архивариус.
– Пусть освежится, – добавил письмоводитель, и они дружно заулыбались.
– Господа, вы к причастию
Чиновники переглянулись. Что-то не развеселился столичный гость.
– А как же-с. Нам по службе полагается. У нас и справки о том имеются, – ответил архивариус.
– Значит, считаете себя христианами, к причастию ходите, справку имеете, а над своим братом измываетесь? Как же так, господа?
– Довольно он над нами куражился! – пробурчал письмоводитель. – Все нервы вымотал. Житья от него не было. Вот пусть и расплачивается…
И чиновник потянулся за перышком. Но до пристава не добрался. Ванзаров вырвал перо и до хруста сжал в кулаке.
– Вон!
Было это сказано с таким отменным спокойствием, что чиновников пробрал страх. Чего доброго, устроит расправу. Этим, из столицы, все можно. Лучше убраться от греха подальше. Архивариус подтолкнул письмоводителя, и оба выбежали из участка. И очень вовремя. Ванзаров еле сдерживался, чтобы не устроить расправу, размазав чиновничьи душонки по паркету.
Он сел на диванчик и обнял пристава.
– Ничего, Сергей Николаевич, все будет хорошо. Сейчас в лазарет поедете, там вам помогут. Держитесь, вы же в полиции служите. Настоящий герой. Я горжусь, что вместе с вами дело раскрывал.
Пристав приник головой к его плечу и хотел что-то сказать, но с губ, сжатых судорогой, сорвался тихий стон. Только по щеке прочертилась мокрая полоска.
– Вы молодец. Все будет хорошо. Только держитесь…
– Родион Георгиевич!
Голос шел из-за стола. Впопыхах Ванзаров упустил, что в кресле развалилось чье-то тело. Тело принадлежало Фёклу Антоновичу. Предводитель походил на раскисшую бабу. Снежную, разумеется.
Положив Недельского и подоткнув ему под голову диванную подушку, Ванзаров подошел.
– Как же допустили подобное! – сказал он, опираясь кулаком о край стола. – Он вам как собака служил, а занемог, так вы его этим гиенам отдали? Не совестно? Немедленно прикажите отправить его в лазарет.
– Ах, о чем вы? Я ничего не понимаю!
Предводитель смотрел растерянно и жалко.
– За что мне такое наказание? – застонал он. – Пожары эти, убийства, утопление, штыки, кишки вывернутые, еще вы вчера такое представление устроили… Что мне делать, Родион Георгиевич? Яду выпить или в заливе утопиться?
– Для начала взять себя в руки, – ответил Ванзаров и сел на стул. – Вы городская власть и не имеете права раскисать.
– Но ведь кругом такое творится! – всхлипнул Фёкл Антонович. – Это конец! Мне конец… И вы ничего не можете… И Лебедев ваш ничем не поможет…
– Скоро все кончится. Полагаю, завтра или послезавтра возьму убийцу.
Предводитель оживился, протер глаза и уселся, как воспитанный человек.
– Неужели? Этому можно верить? Кто же это?
– Пока сказать не могу. Хотите знать, чьей рукой написаны записки Джека Невидимки? Ну, как думаете?