Холодные шесть тысяч
Шрифт:
Послышались выстрелы — десять вечера, северо-запад.
Уэйн сказал:
— А ты меня прости за Дженис.
Уэйн-старший рассмеялся. Он не просто хохотал — он выл и ревел.
— Мой сын трахает мою жену и просит прощения! Извини, что я смеюсь и говорю, что мне насрать, — но его я всегда любил больше, чем ее.
Смотри — мокрые глаза и морщинки от смеха — он говорит правду.
Уэйн-старший откашлялся:
— Выслушаешь мое предложение?
— Да.
— Дуайт Холли проворачивает
Уэйн улыбнулся:
— Дуайт меня терпеть не может. И ты это прекрасно знаешь.
— Дуайт умеет ненавидеть. Он знает, что и ты тоже, — как знает и то, насколько ты можешь быть полезен.
Уэйн пощелкал костяшками пальцев:
— Я ненавижу только плохих. В отличие от дебилов клановцев, которые кончают от того, что бомбят негритянские церкви.
Уэйн-старший поднялся.
— Тебе вполне по силам проводить сложные операции. Ты знаешь жизнь, понимаешь, на чем можно зацикливаться, а на чем не стоит; так что запросто можешь выкинуть из головы всякую ерунду, скооперироваться с нужными людьми и заняться очень интересными вещами.
Уэйн закрыл глаза и перед его внутренним взором предстали слова: НЕНАВИСТЬ. ЛЮБОВЬ. РАБОТА.
— Что-то ты сегодня задумчивый, сынок. Видать, унаследовал папочкин нюх на всякого рода удачные случаи.
Уэйн сказал:
— Не надо на меня давить. Иначе все испортишь.
95.
(Лас-Вегас, 28 ноября 1966 года)
Кот бродил по номеру. Кровать он считал своими угодьями. Он точил когти об изголовье, драл простыни и подушки.
Пит проснулся и поцеловал Барби. И заметил огромный синяк на ее щеке. Вчера он вырубился рано. А жена легла поздно. Он даже не услышал, как она вернулась.
Он коснулся ее волос и поцеловал синяк. Позвонили в дверь — но Барби не разбудило и это. Черт — без двадцати восемь утра.
Пит встал, накинул халат, вышел и открыл дверь. Черт, это Фред Турентайн. Растрепанный Фредди — с обалдевшим видом. В его халате и отороченных мехом шлепанцах. Явно в шоке. С магнитофончиком и бобиной. Аж трясется весь.
Пит втащил его внутрь и забрал причиндалы. И дверь прикрыл. Фред понемногу пришел в себя и перестал дрожать и трястись.
— Я ходил на пост прослушки — проверить записи от прошлой ночи, из номеров для парочек. Пит, у Дома и Сэла Минео что-то случилось.
Так.
Пит расчистил место на столе и пристроил магнитофон. Воткнул провод и заправил пленку. И нажал «пуск». Послышалось шипение и сигналы — пока никакого голоса.
Ага — послышался щелчок — микрофон включен.
Сэл: «Дом… э-э… идиот, это моя сте…»
Дом: «Не то, что ты…
Сэл: «Придурок. Гребаный членосос».
Дом: «Кто из нас членосос, так это ты. Любишь пососать моего большого дружка, гребаный бывший…»
Послышались звуки, точно кто-то что-то опрокинул, сопение, звон и лязг.
Треск. Глухие звуки — кто-то орудовал ножом. «Сэл, нет, нет…» Повизгивание, бульканье, задыхающиеся всхлипы.
Сэл: «Прошу тебя, пожалуйста, пожалуйста. Господи, только не это…»
Всхлипы. Тяжелое дыхание. Сопение и слова молитвы — набожное: «Господи, прости мне мое прегрешение, грешен я, пошел против воли Твоей…»
У Пита пошли по спине мурашки. Он почувствовал, как защемило в паху и встали дыбом волосы на шее. Он выключил магнитофон, ухватил связку ключей и — на всякий случай — пушку.
И вышел. Проверил парковку и номера-бунгало. Восемь утра — стоят припаркованные авто, и все тихо.
Сэл сбежал в Вегас. Дом всегда приезжал трахаться на своей машине. Теперь ее не было на месте.
Тихо — вот и траходром. Пит потряс ручку двери — заперто. Он достал ключ и отпер дверь. И вот что увидел.
Розовые густоворсые ковры забрызганы кровью. Повсюду коробки из-под пиццы и пустые пивные банки. Засохшие остатки пиццы на тарелках. Опрокинутые стулья и столики. Беленые стены — красные потеки замыты до бледно-розовых следов.
Закрыв дверь, Пит побрел на кухню и проверил раковину. Чистящее средство. Губка. В сливной решетке — кусочки мяса. Точнее, внутренних органов — с налипшими черными волосками — и лоскутки смуглой кожи итальяшки.
Педики убивают жестоко, отчаянно и с драматическим размахом.
Пит вошел в спальню. Занавеска для душа исчезла, в унитазе и раковине — ножи. На полу — то тут, то там капельки крови, розовые коврики явно кто-то простирнул. На стене — отпечаток большого пальца. Ровный и четкий.
Пройдясь по номеру и оценив размеры ущерба, Пит запер дверь и направился в свой. Вошел — и увидел Фреда Т. Тот накачивался «Джеком Дэниэлсом» и поглощал кукурузные чипсы. Кажется, окончательно успокоился и оправился от шока. Вот уже пьян как свинья.
Фред рассмеялся, расплескав виски и рассыпав чипсы.
— Это дело можно раскрутить. Сэл номинировался на «Оскар».
Пит принялся рыться в ящиках. Нашел там свой «полароид» и сунул туда кассету.
Фред не унимался:
— Надеюсь, он отрезал Домов хрен. Я бы себе пришил.
Барби проснулась. Пит услышал, как она заправляет кровать.
Фред сказал:
— Никогда не любил Дома. Вечно задирал нос — как и всякий, у кого большой член.
Пит вцепился в него и ухватил за запястья.
— Поговори с Барби. Займи ее, пока я пойду сделаю фотки.