Холодный человек
Шрифт:
– Вы же говорите, дедову квартиру продали.
– При чем тут дедова квартира? Я… У меня…
– Ну-ну?
Но Сабуров внезапно замолчал и уставился осоловелым взглядом на Веру. И тут наша героиня взглянула на своего кавалера иными глазами. В них читалась неистовая ярость, смешанная с ледяным презрением. Этот мозгляк смеет претендовать на ее руку?! С первых же часов знакомства делает предложение. Наглец! Ну, она ему сейчас устроит!
– Официант! – внезапно заорал Сабуров. – Ко мне!
На зов явился пингвинообразный служитель общепита.
– Водки! –
Официант перевел взгляд с Сабурова на Веру. Та пожала плечами.
– Чего ухмыляешься?! – заревел историк. – Неси, коли приказали. – Он взял в руки почти пустую бутылку от французского вина, повертел ее в руках и, обнаружив, что на дне еще плещется жидкость, поднес горлышко ко рту и допил ее.
Появился официант с графинчиком водки и тарелкой с осетриной. Сабуров взмахом руки отослал его прочь, потом наполнил водкой половину фужера, залпом выпил его, потом взял пальцами кусок осетрины и затолкал его в рот.
– Здорово, отлично! – громко произнес он. – Вот напиток! Не то что эта дрянь, – он щелкнул по бутылке. – Ну, так как? – обратился он к Вере.
– Вы о чем?
– О моем предложении. Замуж за меня пойдешь?
– Мы разве на «ты»?
– А почему нет? Раз пьем вместе, значит, наверное, на «ты». Правда, на брудершафт еще не пили, так это дело поправимое. – Он хотел налить Вере водки.
– У меня еще вино осталось, – сообщила та.
– Вино?! А мы его вот так. – Сабуров схватил фужер и выплеснул его содержимое на пол. – Нет ничего лучше водочки, – ласково произнес он, наполнив бокал до краев. – Давай, Верка, выпьем за дружбу и любовь.
– О! Я уже Верка!
– Ну, извини, подруга. Давай, глотни!..
– Вы, я смотрю, любите выпить.
– А то! Могу себе позволить. Правда, изредка. Не хочу привлекать к себе внимания. Кошу под слесаря-интеллигента. Эдакий паренек «от сохи», пошедший в науку. Серый мышонок. В институте все так и думают. Мол, Миша Сабуров – червяк. И даже не книжный, а земляной. Копается себе в грязи, ищет какие-то древние цацки. Не спорю – имеет место. Но это для души. Археология то есть… Для души, для души… А для кармана – другие раскопки. Ты вот меня про клады спрашивала. Интересовалась. Так вот, я нашел клад. И не один.
– Где же?
– Какая разница? Нашел, и все! Поделился с кем надо! Но все равно денег осталось выше крыши! Могу этот сраный кабак на корню купить. Со всеми официантишками, метрами и поварами. Хочешь, куплю и тебе подарю?
– Спасибо, мне ресторан ни к чему.
– А что ты хочешь? Газету? Это еще п-проще. Ты почему не употребляешь?! Так не пойдет. Ну хоть пригуби.
– Я водку не пью.
– Неужто? Вот никогда бы не поверил! Ладно, не пьешь – дело твое. А что пьешь? Ну, скажи?!
– Шампанское.
– Ха. Да сколько угодно! Эй, официант… холуй?.. Где ты, милый? Топай сюда. А какая в вашем вертепе есть шампунька? – спросил он, когда официант явился на зов. – Любая? А самая крутая? «Моэт э
– А знаете, сколько оно стоит? – холодно спросил официант.
– Да какая разница! Не дороже денег. – Сабуров извлек из кармана пачку зеленых банкнот. – Тут десять штук. Надеюсь, хватит? Плачу за все!
Деньги исчезли в руках официанта как по волшебству. Строгость на его лице сменилась сладчайшей улыбкой.
– Конечно, конечно, – зачастил он, – все, что пожелаете.
– Тогда, акромя этого «Моэта», тащи еще водки! – приказал Сабуров, и официант поспешно убежал. – Неплохо бы поразмяться, – изрек гуляка. – Сплясать бы неплохо. Краковяк или хоть гопака.
– Что-то уж больно старомодное, – отозвалась Вера.
– Нам и такое сойдет. Пойду закажу…
Сабуров поднялся, при этом заметно качнувшись, схватил девушку за руку и повлек ее за собой из кабинета.
Струнный оркестр, развлекавший публику, которой, впрочем, почти не наблюдалось, состоял из двух молодых людей и такого же количества девиц. Молодые люди, облаченные во фраки, играли на скрипках, а девицы в длинных кисейных платьях – одна на виолончели, другая на арфе.
– Краковяк знаете?! – рявкнул Сабуров.
Оркестранты испуганно воззрились на него.
– Краковяк, говорю, сбацайте!
– Мы такую вещь играть не умеем, – сообщил худосочный скрипач.
– А-а… Деньги нужны, – глумливо произнес Сабуров. – Извольте, получите… – Он извлек новую пачку долларов, отмусолил четыре бумажки, протянул скрипачу: – Давай, земеля!
Тот отвел руку с купюрами и отрицательно качнул головой.
– Не умеем, – равнодушно повторил он.
– Ну, тогда… – Сабуров задумался. – Ну, тогда хоть кадриль или полечку.
– Польку – пожалуйста! – воскликнула арфистка и, поспешно поднявшись, почти выхватила деньги из рук Сабурова.
– Начинайте, – махнул тот платочком.
Оркестрик затянул старомодную мелодию. Сабуров подхватил Веру и сделал несколько па. Одной рукой добрый молодец поддерживал свою партнершу, а другой махал над головой платком. Неожиданно он остановился.
– Не то играете! – крикнул он музыкантам. – Ох, не то!
Гуляка подскочил к виолончелистке, вырвал у нее смычок и замахал им над головой, пытаясь дирижировать. Однако в его руках сия принадлежность струнного инструмента скорее казалась похожа на шпагу. Сабуров грозно вращал смычок, словно собираясь стукнуть им кого-нибудь. Так и случилось.
Оставшись без орудия производства звуков, виолончелистка осторожно положила инструмент на пол, подошла к Сабурову и схватилась за смычок.
– Ты чего? – опешил тот.
– Отдайте, – тихо произнесла виолончелистка.
– Чего тебе отдать?! – взревел Сабуров
– Смычок.
– На, получи!
Сабуров с размаху треснул виолончелистку смычком по голове. Та закрыла часть лица и лоб белыми, пухлыми руками и беззвучно зарыдала.
– Эй, мужик, ты чего это себе позволяешь! – заорал другой скрипач, довольно плотный парень. Фрак, казалось, готов был расползтись у него в плечах.