Холодный дом (главы XXXI-LXVII)
Шрифт:
– Как же так вышло, что за мной послали тебя, Чарли?
– Это не меня послали, позвольте вам доложить, мисс, - ответила моя маленькая горничная.
– Это послали У. Грабла, мисс.
– А кто такой У. Грабл, Чарли?
– Это мистер Грабл, мисс, - ответила Чарли.
– Неужто не знаете, мисс? "Герб Дедлоков, содержатель У. Грабл", - объяснила Чарли нараспев, словно читая по складам вывеску.
– Вот как? Значит, он хозяин этого заведения, Чарли?
– Да, мисс. Позвольте вам доложить, мисс, жена у него прямо красавица, только она ногу сломала в щиколотке, и кость так и не срослась. А брат у ней пильщик - это который в тюрьме сидел,
Не понимая, в чем дело, и пугаясь теперь всего на свете, я решила, что мне лучше всего пойти туда одной.
Приказав Чарли поскорее принести мне шляпу с вуалью и шаль, я надела их и пошла по круто спускавшейся деревенской уличке, где чувствовала себя так же свободно, как в саду мистера Бойторна.
В ожидании моего прихода мистер Грабл стоял без сюртука на пороге своей чистенькой маленькой таверны. Завидев меня, он обеими руками снял шляпу и, держа ее перед собой, как чугунный котел (очень тяжелый), провел меня по усыпанному песком коридору в свой лучший зал - опрятный, с ковром на полу, но до того загроможденный комнатными растениями, что в нем негде было повернуться, и украшенный такими, например, предметами, как цветная гравюра с портретом королевы Каролины *, раковины, множество чайных подносов, два чучела высушенных рыб под стеклянными колпаками и какая-то странная вещь не то диковинное яйцо, не то диковинная тыква (не знаю, что именно, и сомневаюсь, чтобы кто-нибудь знал), подвешенная к потолку. Я прекрасно знала мистера Грабла в лицо, - ведь я часто видела, как он стоял на своем пороге приятный, полный человек средних лет, который почти никогда не снимал шляпы и высоких сапог, так как без них, видимо, чувствовал себя неуютно даже у собственного камина, а сюртук надевал только когда ходил в церковь.
Сняв нагар со свечи и немного отступив, чтобы посмотреть, как она горит, он вышел так неожиданно, что я не успела даже спросить, кто послал его за мной. Он не закрыл за собой двери, и я услышала из другого зала голоса, которые мне показались знакомыми; но они внезапно смолкли. Кто-то шел быстрыми легкими шагами к той комнате, где я находилась, и вдруг передо мной оказался Ричард.
– Милая моя Эстер, мой лучший друг!
– воскликнул он так искренне и сердечно, что, изумленная этой неожиданной встречей и тронутая его братским приветствием, я едва нашла в себе силы сказать ему, что Ада чувствует себя прекрасно.
– Вы отвечаете на мои мысли... все та же милая девушка!
– сказал Ричард, подводя меня к креслу и усаживаясь рядом со мной.
Я приподняла вуаль, но - только приподняла.
– Все та же милая девушка!
– повторил Ричард тем же дружеским тоном.
Я откинула вуаль, положила руку ему на плечо и, глядя ему прямо в лицо, сказала, как горячо я благодарю его за ласковые слова и как радуюсь встрече с ним - радуюсь тем сильнее, что еще во время болезни решила поговорить с ним.
– Милая моя, - сказал Ричард, - с кем же мне еще говорить, как не с вами, если я жажду, чтобы именно вы меня поняли.
– А я хочу, Ричард, - отозвалась я, покачав головой, - чтобы вы поняли другого человека.
– Ну, раз уж вы с самого начала завели речь о Джоне Джарндисе... проговорил Ричард, - ведь вы намекаете на него, надо думать?
– Конечно.
– Тогда я тоже скажу сразу: я очень рад поговорить о нем, так как стремлюсь, чтобы вы меня поняли именно в этом отношении. Чтобы поняли меня вы, заметьте себе: вы, дорогая! Ни мистеру
Мне стало горько, что он заговорил таким тоном, и он заметил это.
– Ну, хорошо, хорошо, милая моя, - сказал Ричард, - пока не будем спорить. Мне хочется взять вас под руку, тихонько войти в ваш здешний деревенский дом и сделать сюрприз моей прелестной кузине. Как вы ни преданы Джону Джарндису, вы разрешите мне это, надеюсь?
– Дорогой Ричард, - ответила я, - вы знаете, что вас радушно примут в его доме, - а ведь это ваш родной дом, если только вы сами пожелаете считать его родным, - и так же радушно вас примут и здесь!
– Вот это слова самой любезной хозяюшки на свете!
– весело воскликнул Ричард.
Я спросила, как ему нравится его профессия.
– Что ж, в общем она мне нравится, - ответил Ричард.
– Все обстоит хорошо. Она не хуже любой другой - на время. Вероятно, я брошу ее, когда дела мои, наконец, уладятся, а тогда продам свой патент и... впрочем, не будем сейчас говорить обо всей этой скучной чепухе.
Такой молодой, красивый, ничуть не похожий на мисс Флайт! И все же как жутко напоминало о ней хмурое, нетерпеливое беспокойство, промелькнувшее в его глазах!
– Я сейчас в отпуску и живу в Лондоне, - сказал Ричард.
– Вот как?
– Да. Приехал последить за своими... за своими интересами в Канцлерском суде, пока не начались долгие каникулы, - объяснил Ричард с деланно-беспечным смехом.
– Наконец-то мы сдвинем с места эту долголетнюю тяжбу, обещаю вам.
Надо ли удивляться тому, что я покачала головой?
– По-вашему, это неприятная тема?
– И вновь та же тень скользнула по его лицу.
– Так давайте пустим ее по ветру - по всем четырем ветрам - хотя бы на нынешний вечер... Пф-ф!.. Улетела!.. А как вы думаете, кто здесь со мной?
– Мистер Скимпол? Я как будто слышала его голос.
– Он самый! Вот человек, с которым мне так хорошо, как ни с кем другим. Что за прелестное дитя!
Я спросила Ричарда, знает ли кто-нибудь, что они приехали сюда вместе. Нет, ответил он, этого не знает никто. Он пошел навестить милого старого младенца, - так он называл мистера Скимпола, - и милый старый младенец сказал ему, где мы находимся, а он, Ричард, сказал тогда милому старому младенцу, что ему очень хочется съездить к нам, и милый старый младенец напросился к нему в спутники; вот Ричард и взял его с собой.
– Я ценю его на вес золота, - даже втрое больше, чем он весит - а уж о тех жалких деньгах, которые я уплатил за его проезд, и говорить нечего, сказал Ричард.
– Такой веселый малый. Вот уж непрактичный человек! Наивен и молод душой!
Я, правда, не видела никакой непрактичности в том, что мистер Скимпол катается за счет Ричарда, но ничего не сказала. Впрочем, сам мистер Скимпол вошел в комнату, и мы переменили разговор. Мистер Скимпол был счастлив видеть меня; сказал, что целых шесть недель лил из-за меня сладостные слезы радости и сочувствия; в жизни не был так доволен, как в тот день, когда услышал о моем выздоровлении; только теперь начал понимать, какой смысл имеет сплав добра и зла в нашем мире; почувствовал, как высоко он ценит свое здоровье, когда слышит, что болен кто-то другой; не может утверждать наверное, но, возможно, это все-таки в порядке вещей, что "А" должен косить глазами, чтобы "Б" осознал, как приятно смотреть прямо перед собой, а "В" должен ходить на деревянной ноге, чтобы "Г" лучше ценил свои ноги из плоти и крови, обтянутые шелковыми чулками.