Холодный мир
Шрифт:
– Не сомневаюсь, вы поняли, что это означает. – По моему выражению лица Фаулеру все понятно.
Сделав паузу, он как бы ждет моей реакции.
– Пока мы искали способ получить эти данные, правительства разных стран искали способ справиться с Долгой Зимой. Наиболее перспективным, а точнее сказать, наиболее «популярным» было усиление парникового эффекта. Можно было бы разогреть планету, чтобы компенсировать снизившийся уровень радиации. Предлагалось много способов – один невероятнее другого: от подземных колоний и источников геотермальной энергии до изменения орбиты Земли. – Лоренс замечает мое удивление. – Как я и сказал – одно невероятнее другого.
Тут Фаулер поднимает глаза на меня и Ларсона, как бы проверяя, готовы ли мы услышать главное.
– И вот что они обнаружили.
На экране включается видеофрагмент: черная точка на фоне горящего Солнца, которая постепенно увеличивается, принимает форму продолговатого объекта, а затем мерцает секунду или две, прежде чем видео обрывается.
Судя по тому, что у Ларсона отвисла челюсть, он узнал это только что, так же как и я. Раньше ему это было не нужно.
Я же хоть и не знал, к чему это все приведет, но после данных, полученных с зондов, я ждал чего-то подобного. Мозг просто переполнен вопросами, и, похоже, Фаулер к этому готов.
– Сколько подобных артефактов вы обнаружили?
– Один.
– Он заметил отправленный НАСА зонд?
– Да.
– Реакция?
– Зонд уничтожен.
Я оцепенел, а в голове замелькали яркие картинки. Агент Ларсон наконец смог вымолвить хоть слово, точнее, целых семь – и все без толку:
– Эй, что это, черт возьми, такое?
– Пожалуйста, потише, мистер Ларсон. – Фаулер не сводит с меня глаз.
– Они предприняли какие-то действия после уничтожения зонда? – спрашиваю я.
– Возможно. Но мы не уверены.
– В каком смысле?
– Зонды отсылали информацию на МКС, которая минутой позже была уничтожена какой-то солнечной активностью, как, впрочем, и все спутники на орбите.
– Думаете, они старались предотвратить передачу данных?
– Это наша рабочая версия.
– А что стало с командой МКС?
Лицо Фаулера искажает болезненная гримаса, и он отворачивается.
– Они погибли при атаке. Все, кроме одной – она все еще там. Мы пытаемся ее спасти, но не уверены, что получится.
Не желая заострять сейчас внимание Фаулера на этом, я киваю, чтобы он продолжал.
– Что вам еще известно?
– На данный момент больше ничего.
Я начинаю прокручивать в голове возможные сценарии и понимаю, что часть населения будет пытаться спастись, распевая «Аве Мария». Проблема только одна – слишком мало данных. Нам нужно четко понимать, с чем мы имеем дело.
Ларсон только в замешательстве трясет головой.
– Кто-нибудь вообще объяснит мне, в чем дело?
Я спрашиваю Фаулера только взглядом: вы хотите сказать ему?
Он отворачивается, что означает: Скажешь сам, по-своему. Он это заслужил.
– Мистер Ларсон, мы не одиноки во Вселенной. А самая страшная часть состоит в том, что, кто бы там ни был, он либо не хочет вступать с нами в контакт, либо хочет нас убить.
11
Эмма
Наконец успокоившись, я разбираю запасы в капсуле. Здесь есть еда, вода и даже аптечка. Один из углов отсека буквально забит коробками, и когда я понимаю, что в них, то с трудом
5
Простейший набор для спасения в открытом космосе (англ.).
Под первой надписью на стене есть и вторая:
Надень костюм.
Для связи используй терминал.
Зачем им нужно, чтобы я его надела? Я ведь могу герметизировать отсек. Или то, что разрушило МКС, еще не закончилось и сохранность капсулы под угрозой?
Я снимаю защитную панель, закрывающую терминал, и экран сразу же загорается. Пользоваться клавиатурой в перчатках невозможно – слишком уж толстые пальцы – но они это предусмотрели, и возле стены свободно плавает привязаный стилус. Он тянется ко мне, будто Чужой с другой планеты. Я беру его в руку, как только на черном экране появляется белая строчка сообщения, подобно командной строке в ДОС или ЮНИКС-системе:
Рады видеть вас, командир Мэтьюс.
Покрутив головой, я замечаю маленький черный глазок камеры в самом углу отсека и с улыбкой машу в ответ рукой.
Как самочувствие?
Писать стилусом, как выясняется, не очень удобно, но с каждой набранной буквой это дается мне все легче.
Не жалуюсь.
А если честно?
Интересно, кто там на другом конце? Явно кто-то, знающий меня очень хорошо. Что ж, начну с самого важного:
Легкая кессонная болезнь. Синяки.
И я сразу задаю вопрос, ответ на который мне действительно хочется знать:
Что с командой?
В ответ тишина – не очень хороший знак, а я слишком нервничаю, чтобы ждать.
Капсулы «Союз» добрались?
Мне жаль, ни одна не уцелела.
Эти слова падают, подобно молоту. На какое-то время я вообще не могу сфокусироваться, чувствуя, что вот-вот польются слезы, и все не свожу глаз со строчки на экране. Ни одна не уцелела. Они все мертвы, я должна…
Вы ничего не могли сделать, командир. Ничего. Станция разрушилась за секунды, и никто бы не успел спастись. Мы рады, что вы остались живы.