Холодный путь к старости
Шрифт:
– Генерал визжит от твоего фельетона. Звонит мне каждый день. Придется тебе бутылку коньяка поставить, – произнес мэр с видимым удовольствием на лице. – Это же твоя работа, Алик?
– Какого фельетона? – переспросил Алик, понимая, что руководители всегда смогут договорить и выставить его козлом отпущения, а бутылка коньяка за козлиное существование не цена. – Ничего не знаю.
– Твой фельетон был, – напомнил мэр, и на его лице появилось выражение крайнего удивления.
– Нет, – твердо ответил Алик.
– Как нет? – удивился мэр и обратился
Алик на мгновенье потерял душевное спокойствие: его подставила Мерзлая. «В кулуарах власти друзей нет», – понял он.
– Это же ты написал, это же твой псевдоним – Романов, – сказала Мерзлая, обращаясь к Алику. – Фельетон назывался «Еще раз про любовь».
– Помню. Читал. Действительно, смешной такой фельетон. И псевдоним под ним мой. Я так обычно подписываюсь, – ответил Алик.
– Ну, так ты написал это?! – начинал терять терпение мэр. – Ну, говори. Брось валять. Признавайся. Чье это? Ты же сказала, что он…
Пока Хамовский говорил, то нервозно моргая, то энергично потирая ладони, то слегка похлопывая ими, Алик успел оценить обстановку. За столом, кроме него, сидело три человека: Хамовский, Мерзлая, молчаливый, когда требуется, заместитель мэра. Три мощных свидетеля. Публичное признание могло обойтись дорого.
– Не я автор. Человек принес заметку, и мне показалось, что она точно походит под мой псевдоним. Человек не отказался. Вот и вышла «Любовь» под Романовым, – на ходу сочинил Алик, а сам подумал: «Вот сука. Она не имеет права раскрывать псевдоним. Видать, Генералу хочется точно знать, кто по нему прошелся».
– Алик, сознайся. Ты же? Сейчас бутылку коньяка принесу. Как ты его продернул! – подчеркнуто дружелюбно похвалил мэр, протягивая ладонь для пожатия.
– Да что сознаваться? Рад коньяку выпить, да не я написал эту заметку, – ответил Алик, которому уже не нравился тот напор, с которым его заставляли сознаться в авторстве.
– Ну, мать, вашу мать, – слегка ругнулся мэр, поняв, что разговор зашел в тупик, но тут же исправился. – Правильно. Тут только через суд можно определить. Не говорите, не надо. Я же не буду нарушать. Ох, фельетон… Но ладно – речь не об этом…
Настроение присутствующих испортилось, и разговор перешел на другую тему. Но вернемся назад…
***
– Вашего Романова, укусившего лабораторию, хочу видеть. Поговорю с ним с глазу на глаз в коридорчике. Там как раз света нет, – настаивал посетитель. – Он, видимо, в нашем нефтяном городе человек новый, недопонимает…
– Я понял, кого вы ищете. Романов работает внештатным корреспондентом и сейчас отсутствует, – нашел победоносную беспроблемную стратегию Алик.
– Но мне надо обязательно переговорить с ним.
– Хорошо, приходите завтра. Мы его предупредим, чтобы ждал.
На следующий день этот настойчивый посетитель пришел еще более пьяный, но Алик знал, как его встретить:
– Вчера, после вашего ухода, Романов принес последний материал. Мы его просили встретиться с вами. Понимая щекотливость ситуации, он
Посетитель, хотя был пьян и зол, оказался все ж не без сердечности:
– Зачем так? Я не желал поганца оставить без куска хлеба. Хотел по-мужски…
– Не вините себя. У нас такие правила. Мы не терпим проходимцев.
И посетитель ушел с новым чувством вины, подталкиваемый к двери веселым взглядом Алика…
КОНФЛИКТ
«Любовь, как и цветок, легко убить одним движением»
Алик указательными пальцами мял темные мешковатые пятна под глазами и горестно думал о семейной жизни в тонах агрессивных и человеконенавистнических. Он привык отдаваться любимому полностью, будь это работа или человек. Он влюбился в журналистику и работал, не считаясь со временем и деньгами. Идеи посещали его и днем и ночью и волновали, как послегрозовой, насыщенный озоном воздух, как шум вечернего морского прибоя, как ветерок дальних странствий…
Возникавшие мысли он записывал, переписывал. Все меньше времени оставалось для семьи, кроме того, для любимой работы он купил печатную машинку, вырвал деньги из семейного бюджета и удивлялся, почему его любимая Роза иногда обвиняющее, иногда обиженно, иногда раздраженно на него поглядывает.
Как-то поздно вечером он пришел домой, привычно, не оглядываясь по сторонам, пробежал мимо ванны, где громкие плески воды явственно указывали на большую стирку, затеянную Розой, сел за кухонный стол, разложил на столе бумаги и продолжил работу. Он был так увлечен, что не заметил, как сзади появилась жена.
– Милый, чаю не хочешь? – спросила Роза с какой-то странной иронией.
– Спасибо, что зашла, Роза. У меня статья выходит. Блеск! Налей, если не сложно, – не поворачивая головы, попросил Алик.
– Конечно, дорогой, для тебя ничего не сложно, – ответила Роза и наклонила старый эмалированный чайник над столом.
Из удлиненного носика чайника незамедлительно показалась струя воды. Она под действием гравитации с ускорением устремилась к бумагам, разложенным на кухонном столе. В стороны полетели брызги. Бумаги темнели, пропитываясь водой, и темнели все больше. Алик замер. У него на глазах любимый человек уничтожал любимый труд. Чаши весов заметались в его душе.
«Как она может такое делать!? – вопила часть души, влюбленная в журналистику. – Прояви себя, как мужчина! Поддай ей хорошенько!»
«Бить женщину плохо, – успокаивала воспитанная часть души. – Будь терпелив к чужим недостаткам. Раз это произошло, ищи причину в себе».
«Если ты сейчас же не поставишь ее на место, то потом пожалеешь! – злобно кричала часть души, влюбленная в журналистику. – Ты должен! Ты должен! Задай ей!»
«Ради Бога, если ты решишься применить силу, будь осторожен, – отступала воспитанная часть души.