Холодный счет

Колычев Владимир

– А если он меня за это накажет? – спросила она.

– Кто накажет, насильник?

Женщина возвращалась с работы, от остановки шла через пустырь, одна, в темноте, словом, все условия для встречи с насильником. И тот ожиданий не обманул. Напал, изнасиловал и ограбил. Хорошо, не убил. И даже не избил.

– Ну да.

– Ольга Илларионовна, давайте успокоимся! – Севастьян сложил вместе ладони. Очень хотелось успокоить женщину и пробудить в ней здравый смысл.

– Я спокойна! – Дробнякова также сомкнула ладони у груди.

– Вы пишете заявление, мы находим

преступника, он получает срок… Шесть лет за изнасилование плюс разбой, не побоюсь этого слова… Ну так что?

– А можно без заявления?

– Можно сделать так, чтобы никто ничего не знал. Тихо проведем розыск, тихо проведем следствие, тихо пройдет суд… Но без заявления нельзя! – отрезал Севастьян.

Он силком Дробнякову в отдел не тянул, сама пришла, но упрекать ее в том нельзя. Смена настроения в ее случае – дело обычное.

– Ну, хорошо…

Севастьян улыбнулся, вынул из папки чистый лист бумаги, положил перед женщиной, дал ей авторучку, объяснил, как и что нужно писать. А сам тем временем нашел папку, в которой у него хранились фотографии насильников. Не надо картотеку ворошить, у опытного опера все под рукой. Только вот начальство этого не ценит. Тридцать девять лет вот-вот исполнится, а Севастьяна только-только к званию «майор» представили. После назначения на должность старшего оперуполномоченного. Все-таки не зря он боролся с зеленым змием, скоро год, как ни капли в рот.

И еще в зачет пошло убийство Лизы, вернее, раскрытие по этому делу. Долгов свою вину отрицал, но звезды на небе выстроились против него. Биологических следов на его одежде не выявили, но их просто могло не оказаться, поскольку насильник и убийца, как выяснилось, пользовался презервативом, зато на косынке обнаружили следы его крови. И под ногтями потерпевшей нашли его эпидермис.

Сначала Долгов уверял, что Лиза поцарапала его в автобусе. Она его царапнула, он от боли вышел из себя, сорвал с шеи косынку, приложив ее к ране. Свидетелей этой сцены не нашлось, Долгов начал выкручиваться, оказалось, что с Лизой он сцепился на улице, но и в этом случае никто не смог подтвердить его показаний, в том числе и дружок Василий. В конечном итоге Долгов запутался и оказался на скамье подсудимых. И получил четырнадцать лет колонии строгого режима. В тот день Севастьян едва не напился. Сережки, кошелек и телефон Лизы так и не нашли, возможно, суд наказал невиновного. Если так, то в этом есть и его заслуга. Значит, не все он сделал, чтобы найти настоящего убийцу.

Он открыл папку, первой там лежала фотография Харитонова с пометкой, когда насильник и грабитель освободился и встал на учет к участковому. С февраля он в городе.

– Вот он!

Дробнякова даже не стала разглядывать другие фотографии, сразу показала на Харитонова.

– На Герасима похож!.. Ну из «Муму» Тургенева! – непроизвольно выдала она.

– А какой там Герасим? – удивленно повел бровью Севастьян.

– Ну какой… Угрюмый, строгий… Усердный…

Он вскинул обе брови. Хотелось бы знать, в чем Харитонов такой усердный.

– Глухое упрямство и немая ярость, вот! – с непонятным чувством

облегчения выдохнула женщина.

– Муму Герасим утопил, вам повезло больше.

– Не знаю…

Дробнякова расписалась под заявлением, Севастьян взял бумагу.

– Все? – спросила женщина.

– Увы.

Севастьян представлял Министерство внутренних дел, а изнасилованиями занимался Следственный комитет, и с заявлениями обращаться полагалось туда же. Но людям же не объяснишь, первым делом они идут в полицию. Впрочем, следственный отдел по Старозаводскому району находился рядом через дорогу, даже машину не пришлось брать.

Потерпевшую Севастьян оставил в коридоре, а к Милованову зашел сам. Илья Данилович печатал на клавиатуре компьютера, глядя на лист бумаги, лежащий перед ним. Выражение лица флегматично-скучающее, даже сонное, но пальцы по клавиатуре летали.

– Что там у тебя, Севастьян Семенович? – даже не глянув на Крюкова, спросил он.

– Изнасилование, заявление вот.

– Это к Фролову, я изнасилованиями не занимаюсь.

– В смысле не насилуешь?

Милованов оторвался от компьютера и глянул на Севастьяна.

– И это тоже, – едва заметно улыбнулся он, оценив шутку на троечку.

– А Харитонов насилует.

– А разве он освободился?

Милованова, помнится, заинтересовала история с давним изнасилованием, он даже делал запрос, не освободился ли Харитонов раньше назначенного срока. И Канареева допрашивал, и даже худощавого мужчину с длинным носом искал, во всяком случае, давал поручение найти. В общем, к делу он отнесся со всей серьезностью.

– Освободился. И сразу за старое.

– Гражданочка где?

Милованов отодвинул в сторону ноутбук, Крюков открыл дверь, собираясь пригласить в кабинет потерпевшую, но Дробнякова исчезла. Как вскоре выяснилось, женщина ушла, не попрощавшись, дежурный на выходе даже не пытался ее остановить.

– И что это значит? – спросил Милованов.

Они стояли на крыльце под широким железобетонным козырьком, ветер, косой снег с дождем, но в этом сыром холоде хоть и смутно, но уже угадывалось дыхание весны. Милованов даже пиджак не застегнул, не холодно ему.

– Боюсь, что передумала заявлять, – пожал плечами Севастьян.

– А чего бояться? Баба с возу, как говорится…

– А если Харитонов снова кого-то изнасилует? И на этот раз убьет.

Милованов кивнул, без долгих раздумий соглашаясь с Крюковым.

– Заявление у нас, возбуждаем дело, задерживаем подозреваемого.

– А если Дробнякова откажется от заявления?

– Ты объяснил ей, что это невозможно?

Севастьян цокнул языком. Не объяснял он потерпевшей, что дело об изнасиловании обратного хода не имеет, под подпись это правило не довел. И направление на медицинское освидетельствование не выписывал, думал, следователь этим вопросом займется. И потерпевшую допросит в том числе. Но выписывать некому, допрашивать некого. В сущности, у следствия нет оснований возбуждать уголовное дело, а без этого Харитонова задерживать нельзя. А он опасен, очень опасен, даже Милованов это понимал.