Холопка
Шрифт:
На это он никак не отозвался. Она встала с котелком в руках: Белка отступила от нее и решительно удалялась.
— Так куда девать посудину с молоком, Арсений Петрович? Пустить по воде корабликом? Тогда нужен парус. Да и лягушки, как пираты, могут атаковать.
— Принеси, — сказал он тоном человека, который не сомневается, что его повеление будет выполнено. — Обойди кругом пруда.
И она обошла, принесла ему посудину с молоком.
— Я позволяю тебе сесть в это кресло, — сказал он, вставая.
Молоко он стал аккуратно переливать в большую
— Так что там насчет Гоголя Николая Васильевича толкуют конюхи и ключницы? Чем взволнована моя дворня?
— Это будет именно революция, — продолжала Раиска, удобно расположившись в кресле. — Люди перестанут смотреть по телевизору глупые сериалы про Санта-Барбару и про «богатых, которые плачут». Зачем эти выдуманные события и герои, зачем придуманные страсти, когда можно видеть то, что было на самом деле! Перед правдивостью жизни померкнет любое кино.
— Ты меня озадачиваешь, холопка, — признался он.
И хоть он сказал это шутливо, она видела, что произвела-таки на него нужное ей впечатление. Она могла быть удовлетворена, но этого ей было мало! Он еще не в полной мере уразумел, с кем имеет дело. Он еще не в полной мере ее оценил!
— Тогда я вас раскрутила бы, — сказала Раиска мечтательно. — Помните, как у Пушкина? «Воспоминание безмолвно предо мной свой длинный развивает свиток». Всю вашу прошлую жизнь, как киноленту, я просмотрела бы… каким вас видели посторонние люди. Все ваши недостойные и бесчестные поступки, которые вы, наверняка, совершили…
— Я не много нагрешил, — отозвался он, отнюдь не сердясь. — Я вообще-то положительный. Ну, так… мелкие грешки. У кого их нет!
— У ангелов, — подсказала она.
— Разве что… А как называется та книга, из которой ты вычитала эти глупые, занятные идеи, и кто ее автор?
Раиска назвала ему и автора, и книгу обещала принести.
— Принеси, — сказал он. — Можешь прямо сейчас, а я пока попасу твою корову. Как ее по имени-отчеству?
— Она у нас молодая, можно просто по имени — Белка.
— Я присмотрю за нею. Она мне нравится.
— А как же ваше дворянское достоинство? — напомнила Раиска. — Разве оно не пострадает? Разве оно позволит вам быть у холопки в пастухах?
— Оно уже страдает от того, что я слушаю твои занятные бредни. Но ты разогнала мою тоску, благодарю.
Раиска за книгой не пошла. Подождет, не велик барин. Она была в ударе и свободно переходила от одной темы к другой. Рассказала ему и про ведическую цивилизацию, и про «Простую симфонию», и про Винченцо Филикайя, и стихи почитала…
Он не стал ее ни в чем уличать, но она не преминула просветить его и насчет иносказания во всяком истинно художественном произведении.
Беседа их шла вполне дружески, только в одном месте они запнулись.
— И все-таки, что за женщина изображена мозаикой на дне ручья? — спросила Раиска. — Это ваша жена?
— Ты поступаешь бестактно, — заметил он и нахмурился.
И
— Ты не успеешь добежать до дому, — предостерег он.
— Успею! — беспечно отмахнулась Раиска, и опять села.
Он стал убирать под навес свои вещи: куртку, полотенце, обувь… тоже озабоченно оглядывался на небо.
— Я не сказала вам еще вот что, — продолжала Раиска. — Есть память и у природы… на молекулярном уровне. То есть, у воды, у травы, у этих листьев. Когда-нибудь люди научатся считывать и ее. Вот тогда всё, что происходило хоть бы здесь, в Яменнике, наши потомки могут просмотреть от начала до конца. Было ли здесь барское поместье, был ли сад, форель в ручье, конюшня с породистыми лошадьми. И даже то, что вот мы сидим и разговариваем, вы и я, тоже отражается в памяти этой воды в пруде. В листьях вот этой осинки и в иголках можжевельника… И как я доила для вас корову Белку, как вы швыряли котелок через пруд… Все наши поступки потом будут оценены нашими потомками и судимы ими по справедливости.
— Это ты тоже вычитала в той же книжке, несчастная холопка? — спросил он и опять оглянулся на приближающуюся тучу.
— Нет, в другой… Но того же автора.
— Ты меня заинтриговала. Иди сейчас же и принеси их мне.
— Я выполню ваше повеление только в том случае… — тут Раиска помолчала, не зная, как лучше выразиться, — в том только случае, если скажете, чей портрет вы камешками выложили в ручье.
Он сел на траву, спустив ноги к воде, ломал сухой прутик и кидал в воду. Лягушки громко перекликались от берега к берегу. Наступил тихий предгрозовой час.
— Почему так печальна эта женщина на портрете? — настойчиво спрашивала Раиска.
Он молчал.
— Это ваша жена? Отвечайте, когда вас спрашивают. Я не ради любопытства, мне это очень важно.
— Она умерла, — сказал он негромко. — Еще вопросы есть?
— Извините, — смутилась Раиска.
Опять гром прогремел. Она встала с кресла и посмотрела на небо. Уже несколько капель принесло ветром.
— Порядочные люди в таких случаях приглашают гостью в дом, — сказала Раиска в пространство.
— Нет, не приглашу, — отозвался хозяин. — Это неприлично: молодой девушке лезть в палатку к малознакомому мужчине… Нет, как хочешь, а это сверх всякой меры.
Раиска засмеялась, словно заранее знала его ответ.
— Побегу, — сказала она и побежала, скрылась за деревьями и кустами.
Порывом ветра взморщило поверхность пруда, затрепетала листва деревьев и кустов. Первые капли упали…
Порыв ветра с новой силой обрушился на Яменник откуда-то сверху, поднимая с воды широкие листья кувшинок. Листья эти хлопали по воде, белые бутоны стремительно передвигались туда и сюда. Тяжелые дождевые капли просыпались на полотно палатки. Хозяин ее сидел неподвижно, потом встал и укрылся в своем жилище.