Холюшино подворье
Шрифт:
– На твоей гармошке, - многозначительно сказал Митька, - я бы сыграл. Так сыграл, что чертям тошно было бы, - он засмеялся и пошел восвояси.
Нужно было побыстрей деньги отнести да подумать о выпивке.
3
Солому привезли вечером. В темноте Холюша лишь разобрал, что воз хороший, с верхом тележка.
– Ох и добрая солома,- сказал тракторист.
– Да много наложили. За нее, Холюша, надо бутылку да еще самогонки влить. Гляди, воз какой.
– Разве я жадаю,- ответил Холюша.
– Я всегда говорю, накладайте
Холюша не пожадничал: бутылку магазинной водки принес и самогонки. Он был доволен.
А утром, когда развиднелось, оказалось, что зря он расщедрился. Солома была почти вся смерзлая. Как с самого верху, со скирда сняли оберемок, так и положили на тележку. Холюша с досады чуть не заплакал. Бросил все дела и захромал в контору. Но бригадир ему раньше встретился, возле клуба. Только Холюша начал свою беду объяснять, жаловаться, как тот его остудил:
– Так тебе и надо. Не будешь бутылки на ферму таскать.
На том и кончился разговор. И поплелся Холюша восвояси. А когда управился на базу со скотиной, снова к оберемку соломы вернулся. Надо было его до ума доводить.
Здесь и застала Холюшу милиция. Подкатил газик, из него двое вышли, в шинелях. Холюша, увидев их, оробел, вилы опустил и глядел, как они подходят.
– Здорово, дед...
– Здравствуйте,- с робостью ответил Холюша.
– Рассказывай, какие к тебе гости приезжали? Чем обидели?
У Холюши тотчас испуг прошел.
– Меня, сынки, всяк обидеть норовит,- начал он жалобно.
– Нижут и нижут. Вон солому привезли, радуйся... А на кой она такая сдалася?.. Все руки об нее оборвешь. Для старого человека, для инвалида... И совесть их не мытарит... А к бригадиру не подходи. Он тоже ихнюю руку держит.
– Солома, ладно,- остановили его.
– С соломой вы уж как-нибудь сами. Ты нам про ночных гостей расскажи.
Холюша все рассказал. И рассказал, и показал. Битый час милиция с ним ходила. По забазью, по огородам и дальше по следам, на луг, за речку. Дни стояли покойные, и следы нисколечко не замело. Все было видно явственно, как и в первый день.
Милиция не только глядела, но фотографировала, рулеткой замеряла. И Холюша ободрился. "Эти враз сыщут, - думал он.
– Добытные ребята. По хватке видать".
Вернувшись с низов ко двору, милиция собралась уезжать.
– Ребяты,- засуматошился Холюша.
– Можа, в дом взойдете, обогреетесь... Перекусите. И выпить у меня найдется, с морозцу, с устатку. Как же... Такие гости дорогие...
– Погоди, дед,- остановили его.
Возле заведенной машины милиционеры о чем-то посовещались, затем один из них в кабину залез. Газик, лихо развернувшись, поехал прочь. А второй милиционер остался. Он подошел к Холюше, засмеялся и громко сказал:
– Ну, что, родня, давай знакомиться?
Холюша его не понял, глядел недоуменно.
Милиционер, так же посмеиваясь, спросил:
–
– Да как же... господи...
– всплеснул руками Холюша.
– Сеструшка... Да ты кем же ей? Не признаю. Сын, что ли?
– Погоди, какой сын. . . Марию Куркину, дочь ее, наверно, уж и не знаешь? Родня...
– Ну... это как... Марея...
– пытался вспомнить Холюша.
– Это какая же?..
– Ладно,- помог милиционер.
– Мария - старшая дочь. А у нее дочь - Ирина. А Ирина это и есть моя жена, понял?
Холюша толком ничего не понимал, но закивал головой.
– Значит, сеструшка... А Марея это... ну, да... А это, значит, внука... Ага, Марея, это белявая такая...- все путалось у него в голове, да и не могло проясниться, потому что сестру Фетинью не видел он много лет. Считай, с самой войны. Только раз приезжала она, мать хоронила. Уж Фетинью-то забыл, а про детей ее что говорить. Он про них и не ведал.
– Белявая, чернявая...
– остановил его милиционер.
– Меня Георгием звать. Тебя... Холюшей... А по-настоящему как? Николай, что ли?
– Не... Крестили-то Халамеем... Нет, Фаламеем... Халамеем меня мать звала. А по святцам...
– задумался Холюша, а потом решил: - Зови дед Халамей, так-то правильно. Или дед Холюша.
– Халамей, значит, Халамей.
– А тебя не упомню.
– Егором,- махнул рукой милиционер.
– Егор, Егор,- обрадовался Холюша.
– Брат у меня был Егорий. Помладше меня. Помер.
– Ну, царствие ему небесное, насилу договорились,- облегченно вздохнул Егор.
– Как же вы так живете? Родные брат с сестрой, а друг друга не знаете?
– Она вона где... А я здеся. У нее семья, дела. Я тоже не имею возможности. Хозяйство... Куды денешься... Никак нельзя отлучиться. Да чего мы на дворе стоим?
– спохватился Холюша.
– Заходи, поглядишь, как живу. Это вы из самого города приехали?
– ужаснулся он.
– Нет,- ответил Егор.
– Я здесь в райотделе работаю. Два года уже.
– А чего ж не попроведал? С женою бы приехали...
– Да все дела,- усмехнулся Егор.
– Все дела.
Егор и раньше был наслышан о Холюше, и нынче, на хуторе, ему много наговорили. И потому, в дом войдя, он не очень удивился запустению жилья, тем более что милицейская служба приучила его видеть разное.
Раздеваться он не стал. Холодно было в доме. Пригрубок еле теплился. На нем ведра стояли с каким-то скотиньим пойлом или месивом.
Холюша засуетился. Он набил пригрубок дровами, и огонь оживел. Из кладовки сала принес, мяса отрубил, отыскал сковороду.
В комнате было сумрачно. Хозяин достал большую лампочку и, вкрутив ее, щелкнул выключателем. Освободив часть стола, Холюша бутылку водки достал, нарезал сала, сказал гостю:
– Подвигайся, пока жаренка поспеет, выпьем за встречу. Сальцем закусим, яичками... За солкой я уж не полезу.