Homo Animalis. Бремя славы
Шрифт:
Ни говоря не слова, мы приблизились к месту. Хотя процедура давно превратилась в привычку, я приходила в подобные места раз в два-три дня, но не переставала удивляться чуду богов. Ничего подобного в нашей долине не было, да и в местах обитания других животных. Кормушка, думаю, остается самой странной, необычной и чудесной вещью, созданной богами. Ни одно животное или птица, рептилия или насекомое, дерево или куст, камень или облако не имели столь совершенных и правильных форм, чем сооружение, которое сейчас предстало перед нашими глазами.
Куб доходил мне где-то до талии. В длину и ширину он был одинаков, по крайней мере, самые умные из нас говорили, что если положить Куб на
Помню, когда я была маленькой, я могла целыми сутками пытаться повернуть травинку так, как я ее видела через Куб. И каждый раз, когда я была уверена, что у меня получилось, и травинка в моих руках выглядит точь-в-точь как виденная через Куб, меня ждало разочарование. Я клала обе травинки вместе, возвращалась к своему месту на другой стороне Куба, с надеждой смотрела сквозь него и каждый раз расстраивалась. Мои мучения прекратила Леена, застав меня однажды ревущей рядом с Кубом. Доходчиво объяснив мне, что никто не смеет пытаться повторять творения богов, и, закрепив объяснение парой шлепков огромной лапой, она запретила подобные развлечения.
Леену я всегда слушалась, по крайней мере, пока была маленькой, поэтому больше ни разу не подходила к Кубу ради игры. Но поскольку стенки Куба очень похожи на воду, я продолжила изыскания с водой. И здесь меня ждала неудача. Наверное, Леена была права, в любом случае развлечение мне скоро надоело, и я больше не играла с травинками. Хотя вопрос, почему мир выглядит необычно через стенки Кормушки, волновал меня до сих пор.
Куб всегда, в любую погоду, даже в самый зной, оставался чуть прохладным. И сейчас, когда мы, наконец, приблизились, я едва поборола желание обнять конструкцию, прикоснуться всей кожей, чтобы хоть как-то облегчить страдания. Но вряд ли прайд оценил бы такой поступок, и я смогла себя сдержать. Сама процедура выглядела очень простой. Я подошла к Кубу и прикоснулась левой рукой к его верхней поверхности. Пластина замерцала удивительным синеватым светом, который не встречается больше нигде в природе и исчезла. Я медленно опустила браслет ближе к центру. Через мгновение я почувствовала, как он выскальзывает из пальцев и вытащила руку из Куба. Браслет так и остался парить в середине Кормушки. Еще через мгновение он исчез.
В этот момент мне впервые вспомнилась антилопа, о которой я позабыла по пути сюда, занятая собственными болячками и переживаниями. Ведь как гласит закон, в тот момент, когда браслет исчезает в Кубе, у жертвы стирается память от самого рождения. Таково наказание за то, что тебя поймал хищник. И новый браслет не появляется до тех пор, пока животное не станет снова самостоятельным, пока не научится всем особенностям жизни своей стаи или стада. На восстановление у всех уходит разное количество времени, но на лишенных браслета животных охотиться запрещено, да, в общем-то и бесполезно. Хотя память не возвращается, животное строит новую жизнь благодаря заботам своего рода. Но кто позаботится об антилопе? Кроме нас никто не знает, что она лежит раненая в ущелье, в которое редко забредают звери. Тем более никто из ее стада, ведь пастбище импал находится довольно далеко отсюда.
Тут меня осенила идея. Антилопа с самого начала повела себя необычно. Те животные, которых мы намечаем в жертву, только делают вид, что сопротивляются. Они предпочитают потерять память, чем получить увечья во время охоты. Порядок вещей заведен богами,
Выполнив положенное, я отошла в сторону, чтобы Асла могла повторить ритуал с первым в ее жизни самостоятельно добытым браслетом. Она медленно приблизилась к Кормушке. Я видела, как дрожит ее рука, дотрагиваясь до поверхности. Я прекрасно понимала ее страх. Сейчас я все сделала не задумываясь, а в самый первый раз меня тоже охватил страх – что произойдет, если Куб не послушается меня и не откроется? Вот позор для меня и моего прайда! И хотя о таких случаях никто никогда не слышал, думаю каждый, кто первый раз прикасался к чуду богов, испытывал подобный страх. Но Куб всегда открывался. Вот и сейчас он послушался мою сестру так же, как и меня, мгновение назад.
Нам оставалось только ждать, пока Куб решит, что нам положено за сегодняшние трофеи. Ждать пришлось недолго, но результат меня огорчил, хотя я и ожидала его. Удивление мне отчасти удалось скрыть, лица же других членов прайда выражали недоумение, плавно переходящее в неудовольствие.
А вот неудовольствие перед богами показывать никак нельзя, поэтому Леена поспешила прервать затянувшееся молчание:
– Ничего, зато нести легче, путь нам неблизкий предстоит, да и Нала нам сейчас не помощник. Так что, что ни делается, все к лучшему.
«Да, уж, – подумалось мне, – легче нести – это точно». Утешение весьма сомнительное. И в самом деле, пищи за два браслета дали немногим больше, чем в прошлый раз, когда браслет был всего лишь один. Но ничего не поделаешь, каждую засуху количество пищи сокращалось. «Только не такими темпами», – я не смогла удержаться от крамольных мыслей.
Что бы мы ни думали, а другого выхода, кроме как забрать положенную нам пищу и отправиться обратно к остальным членам прайда, у нас не оставалось. Братья взвалили на себя свертки из больших банановых листьев, и мы отправились домой.
Обратная дорога запомнилась мне очень плохо. Не могу сказать, долго ли я так ковыляла, упершись взглядом в спину Леены, чтобы не упасть. Каждый шаг давался с трудом. Меня пошатывало из стороны в сторону, ноги подкашивались, я спотыкалась о каждую кочку. Но посмотреть вниз не могла. Я была абсолютно уверена, что едва я оторву взгляд от спины матери и посмотрю на землю, как тут же окажусь на этой самой земле, уткнувшись в нее носом. Несмотря на всю хваленую кошачью изворотливость, перевернуться хотя бы на бок я не успею. Не знаю, была ли я права в своих предположениях, но проверять не хотелось. Поэтому я оторвала взгляд от спины Леены только когда мы подошли к месту ночевки и меня заботливо усадили под раскидистое дерево.
Так, закрыв глаза и не двигаясь, я просидела довольно долго. Рука болела неимоверно, но я уже свыклась с этой болью и думала о ней как-то отстраненно. Не она отнимала у меня остатки сил. Это взяла на себя не менее сильная боль в голове. Именно она раздражала меня сейчас больше всего. Тупая, пульсирующая в висках, от которой сводило челюсти и закладывало уши. От малейшего движения головы меня начинало подташнивать. Больше всего мне хотелось просто лечь и заснуть, но боль в руке не позволяла менять позу.