Homo Гитлер: психограмма диктатора
Шрифт:
В своей речи, произнесенной 10 ноября 1938 года в мюнхенском «Коричневом доме» перед издателями и журналистами, Гитлер прямо сказал о том, что немецкая пропаганда мира начиная с 1933 года носила исключительно тактический характер: «Только постоянное акцентирование германских мирных инициатив сделало возможным для немецкого народа шаг за шагом вернуть себе свободу. Это было необходимой предпосылкой для следующего важного шага». Однако в самой Германии «пацифистская пластинка не крутилась».[48] 24 февраля 1937 года, выступая перед старыми товарищами по партии в пивной «Бюргербойхауз» в Мюнхене, фюрер сказал: «Уже в 1933 году мы позаботились о том, чтобы не обеспокоить окружающий мир, не рассказав слишком много о своих планах»..
Гитлер лицемерил и обманывал с холодным расчетом. «Однажды он назвал себя величайшим актером Европы».
Во
В головах многих военных прочно закрепился стереотип о хорошем Гитлере и плохой НСДАП. О том, насколько сильно закрепилось это клише в умах военачальников, свидетельствует весьма грубый пассаж генерала люфтваффе Хуго Шперле: «Гитлер возвышается над окружающими его кусками дерьма».[51] До самого конца фюреру удавалось успешно лгать своим генералам.[52] Уже в последние месяцы войны, находясь в плену, немецкие военные на допросах жаловались американским офицерам на плохое снабжение вермахта, ложную стратегию и неправильные действия высших офицеров, но отказывались признавать ошибочность действий самого Гитлера.[53]
В течение длительного времени Гитлер так хорошо скрывал свою враждебность к церкви, что после аншлюса Австрии местное католическое духовенство направило к фюреру делегацию во главе с кардиналом Инницером, которая под звон соборных колоколов приветствовала его в венском отеле «Империал».
Точно так же Гитлер прятал от посторонних и свое отвращение к дворянству и аристократии. В ноябре 1923 года это позволило фюреру убедить генерального комиссара Баварии барона Густава фон Кара принять участие в запланированном «марше на Берлин». Гитлер смог добиться этого, пообещав фон Кару, что это станет началом восстановления на троне в Мюнхене династии Виттельсбахов, о котором грезила вся баварская аристократия. И позднее, поддерживая нацистов, многие немецкие монархисты искренне верили, что после смерти Гинденбурга рейхсканцлер Гитлер скромно отойдет в тень, передав власть в стране представителю династии Гогенцоллернов.
Также Гитлер старался не испугать раньше времени общественность своими антисемитскими настроениями и даже лицемерно высказывал сочувствие евреям, которых предполагал преследовать и уничтожить. Так, 5 апреля 1933 года в письме к Гинденбургу, озабоченному судьбой еврейского населения, которое предполагалось выслать из Германии, он писал, что разделяет тревогу рейхспрезидента судьбой евреев, многие из которых сражались в рядах немецкой армии в первой мировой войне: «Я понимаю Вашу глубокую обеспокоенность и сам сожалею о трагичной необходимости, вынуждающей принять столь тяжкое решение, которого с человеческой точки зрения мне хотелось бы всячески избежать». «Ничего не известно о том, могли Гитлер вообще жалеть евреев», — так прокомментировал это лживое послание исследователь Гельмут Хейбер.[54]
Гитлеру всегда удавалось виртуозно обманывать старого фельдмаршала. После хладнокровного убийства в «ночь длинных ножей» Эрнста Рема и других руководителей СА, генералов фон Шляйхера, фон Бредова и других неугодных фюреру политиков, 3 июля 1934 года Гитлер поведал о подавленном заговоре штурмовиков. Причем он настолько убедительно сыграл роль спасителя страны от революции, якобы подготовленной СА, что смог полностью убедить Гинденбурга и военных в своей правоте.[55]
Во время интервью, которое у него брал американский журналист Баилле, Гитлер попытался доказать, что Нюрнбергские расовые законы прежде всего направлены на защиту самих евреев «и существуют доказательства, что после принятия данных ограничений антисемитские настроения в Германии сильно сократились».[56]
Холокост был не только самым страшным, но и наиболее тайным преступлением Гитлера. При помощи тактических пауз фюрер всячески старался скрыть свои истинные намерения в отношении евреев. Когда Гитлер в 1934
Перед самым нападением Германии на Польшу шведский предприниматель Биргер Далерус предпринял одну из последних попыток предотвратить развязывание войны и 26 августа 1939 года встретился с Гитлером в присутствии Геринга. Гитлер уже ложился спать, но встал с постели, чтобы принять поздних посетителей. Он начал беседу с вопроса, почему англичане угрожают объявлением войны. Получив ответ, что они не доверяют ему, Гитлер воскликнул: «Идиоты, разве я хоть раз кого-то обманывал?»[58]
Это заявление, звучащее неправдоподобно даже в устах самого честного человека, стало вершиной лицемерия Гитлера. Он должен был четко представлять себе, что он бесконечно много и очень часто обманывал других и что если война все же начнется, Великобритания никогда не пойдет на заключение мира, поскольку в ее глазах он полностью лишился какого-либо доверия. К тому же к тому времени англичане еще не знали, что Гитлер нарушал условия морского соглашения, заключенного Германией и Великобританией в 1935 году. Фюрер обязался соблюдать сложившееся соотношение между флотами двух стран и не строить боевые корабли водоизмещением больше, чем 40 тысяч тонн, однако в том же году в Киле были заложены суда общим водоизмещением 56 тысяч тонн.[59]
В ходе Русской кампании в узком кругу (в присутствии шефа ОКВ Кейтеля и начальника Генштаба Цейтцлера) Гитлер часто говорил о допустимости лжи в военной пропаганде: «Кто знает, как далеко это может зайти. Представляете, какой психологический эффект будет иметь мое высказывание о том, что мы готовы дать независимость Украине? Причем я скажу это с серьезным видом, но затем ничего не сделаю».[60]
Нет ничего удивительного в том, что Гитлер не задумываясь использовал обман в политических целях до самого конца своей карьеры. В политическом завещании 29 апреля 1945 года он писал: «Утверждения, что я либо кто-нибудь другой в Германии желал войны в 1939 году, являются ложью». Это утверждение наглядно демонстрирует все ту же наглость, свойственную всем поступкам Гитлера, его поразительную самоуверенность и, возможно, способность верить в собственную ложь.
Выше мы рассмотрели поведение отдельного особо пробивного политика, чьи действия, однако, не всегда и не во всем дисгармонировали с нормами, принятыми в немецком обществе 20-30-х годов. В Германии того времени среди правящих кругов было принято лгать из самых чистых патриотических убеждений, поскольку целью этой лжи была отмена условий унизительного Версальского мирного договора. По мнению историка Герхарда Вайнберга, начиная с 1919 года среди офицеров рейсхвера и кригсмарине считалось модным изменять присяге, данной Веймарской республике: «Все военные присягали на верность веймарской конституции, но многие при случае быстро забывали о данной клятве верности республиканскому строю».[61] Однако Гитлер лгал не только на политической арене, он лгал также и в личной жизни, поступая так всегда и везде, даже с теми редкими людьми, которые на первый взгляд пользовались его полным доверием. Не было ни единого человека, которому бы Гитлер доверился целиком и полностью. Причем он не сразу показывал это, и многие, верившие фюреру, позднее бывали немало удивлены, обнаружив, что им никогда не доверяли и все это время нагло обманывали.[62]