Homo Ludens

Хейзинга Йохан

"Я спрашиваю тебя о крайнем пределе земли; я спрашиваю тебя, где пуп земли. Я спрашиваю тебя о семени жеребца; я спрашиваю тебя, что есть высшее место речи" [312] . В гимне VIII, 29 главнейшие боги описываются через их атрибуты в десяти типичных вопросах-загадках, ответом на которые должно служить имя бога [313] . "Темно-рыжий один, переменчивый ликом, нежный и юный; златом он украшает себя (Сома [314] ). Опустился в лоно, сияющий, мудрый между богами (Агни [315] )" и т. д. Достаточно долго в этих песнях преобладает характер ритуальных загадок, тогда как отгадка опирается на знание ритуала и его символики. В этой форме загадок, однако, непосредственно зарождается самое глубокомысленное мудрствование относительно основ сущего. Грандиозный гимн X, 129 не без основания был назван Паулем Дойссеном "вещью, возможно, наиболее достойной восхищения из всего дошедшего до нас с древнейших времен" [316] .

312

Ср.: Lieder des Rgveda / fJbers. von A. Hillebrandt. Gottingen, 1913. S. 105 (I, 164, 34). (Quellen z. Religionsgesch. VII. 5).

313

Loc. cit. S. 98 (VIII, 291–292).

314

Сома — в индийской

мифологии божество и персонификация сомы, особого галлюциногенного напитка из растения сомы (растение это не идентифицировано, существует множество равно убедительных и равно недоказанных гипотез) и вызывавшего состояние экстаза, почитавшегося как чувство сопричастности богам. Считалось, что сома дарует силу для подвигов и даже бессмертие. В послеведийский период Сома становится также богом Луны и покровителем растений.

315

Агни — в индийской мифологии бог огня, домашнего очага и жертвенного костра, в ведийский период — одно из главнейших божеств, всепроникающее и всеобъемлющее начало природы, в современном индуизме оттеснен на периферию верований.

316

Allgemeine Geschichte der Philosophic. I. Leipzig, 1894. S. 120.

1. Ни бытия не было тогда, ни небытия. Ни воздушного пространства, ни неба. Что двигалось? Где? Под чьею защитой? Состояла ли из воды глубокая бездна? 2. Ни смерти не было тогда, ни не-смерти; день и ночь не различались тогда. Само по себе, без дуновения, дышало лишь Это; и ничего не было, кроме Этого [317] .

В утвердительных конструкциях этих стихов и двух последующих форма загадки еще только просвечивает сквозь поэтическое построение песни. Но затем опять возвращается прямая форма вопроса.

317

Ueder des Rgveda. S. 133.

6. Кто это знает, кто возвестит здесь, откуда оно возникло, откуда это творение?…

Если допустить, что эта песня ведет свое происхождение от ритуальной песни-загадки, которая, в свою очередь, представляет собой литературно обработанное повествование о действительно имевших место состязаниях в загадках на празднике с жертвоприношением, то тем самым со всей возможной убедительностью выстраивается доказательство генетической взаимосвязи между игрой в загадки и священным мудрствованием.

В некоторых гимнах Атхарваведы, как, например, в гимне X, 7 и 8, целые вереницы таких вопросов-загадок собраны вместе, они как бы свободно нанизываются одна на другую и приводятся к одному знаменателю, независимо от того, сопровождаются они ответами или нет.

Куда удаляются полумесяцы, месяцы, соединяясь с годом? Куда — времена года?.. скажи мне их, skambha [318] ! Куда, быть там вожделея, спешат вместе две девы, различные с виду, день и ночь? Куда, быть там вожделея, устремляются воды? Как это не стихает ветер и дух не знает покоя? Почему никогда не остановятся воды, устремленные к истине? [319] .

318

Atharvaveda, X. 7. 5. 6. Буквально столп, здесь в мистическом значении основы всего сущего или чего-то подобного.

319

Atharvaveda, X. 7-. 37.

В этих примерах древнейшего восторга и упоения духа перед тайнами бытия нам не дано провести границу между священной поэзией, мудростью, которая граничит с безумием, глубочайшей мистикой — и пустым набором слов с налетом загадочности. Слово древних священников и певцов постоянно парит над вратами непознаваемого, которые для нас, так же как и для них, остаются закрытыми. Если здесь и есть что добавить, так только то, что мудрствование в этих культовых состязаниях рождается не из пустой игры, но в ходе священной игры. В мудрости упражняются, как в священных искусных ремеслах, философия возникает здесь в форме игры. Космогонический вопрос о том, как появилось все то, что есть в мире, всегда был и остается одним из первых вопросов, занимавших ум человека. Экспериментальная детская психология показывает, что значительная доля вопросов, которые задает шестилетний ребенок, фактически может считаться вопросами космогонического характера: кто заставляет течь воду в реке, откуда берется ветер, вопросы о жизни и смерти и пр. [320]

320

Piaget Jean. Le langage et la pensee chez d'enfant. Neuchatel-Paris, 1930. Chap. V. Les questions d'un enfant.

Вопросы-загадки ведических гимнов прямо ведут нас к наиболее глубоким суждениям Упанишад. Здесь, однако, мы не ставим себе задачу более подробно вникнуть в философское содержание священных загадок — но лишь поближе рассмотреть их игровой характер и как можно отчетливее продемонстрировать их значение в истории культуры.

Состязание в загадках, далекое от того, чтобы пребывать всего лишь забавой, составляет существенную часть культа принесения жертвы. Без разгадывания, загадок так же невозможно обойтись, как и без самой жертвы [321] . Это принуждает богов. Занятную параллель с этим древнеиндийским обычаем мы находим у племени тораджа на Центральном Целебесе [322] [323] . Загадывание загадок на их праздниках ограничено промежутком времени от момента, когда "беременеет" рис, и до начала уборки урожая — в связи с тем, что "выход на свет" загадок способствует (выходу на свет" колосьев риса. Всякий раз, когда загадку разгадывают, вступает хор с пожеланием: "Хлоп! Выйди на свет, о наш рис, выйди на свет, изобилие тучных колосьев, там, в горах наверху, там, в долинах внизу!" Во время года, предшествующее этому периоду, какая бы то ни было литературная деятельность запрещается, ибо она могла бы представлять опасность для произрастания риса. Одно и то же слово wailo означает и загадку, и сорго — полевой злак, который как средство пропитания местного населения был вытеснен рисом [324] .

321

Winternitz M. Geschichte der Indischen Literatur. I. Leipzig, 1908. S. 160.

322

Adriani N; Kruyt A. C. De baree-sprekende Toradja's van Midden-Celebes. Bat., 1914. III. P. 371.

323

Тораджи — группа родственных народов в Индонезии, в центральной части острова Сулавеси (Целебес), не имеют общего самоназвания ("тораджи" — "горцы" на языке соседних народов); до XIX — начала XX в. сохраняли традиционную религию и лишь в наше время полностью обращены в ислам или голландскими миссионерами в протестанство, ввиду чего их верования хорошо изучены.

324

Adriani N. De naam der gierst in Midden-Celebes // Tijdschr. Bat. Gen. 1900. 51. P. 370. Об исполнителях некоторых народных игр в Граубюндене говорилось также, "daB sie ihre thorechten abenteur trieben, daB ihnen das Kom destobas gerathen solle" ["что они затевали свои дурацкие фокусы, чтобы хлеб еще лучше родился"], — Stumpfl. Kultspiele. S. 31.

Кто хоть немного знаком с литературой Вед и брахманов, тот знает, что ее толкования происхождения вещей чрезвычайно расходятся, противоречат одно другому, они в высшей степени пестры, вычурны и запутаны. Ни взаимосвязанности, ни

общего смысла там не найти. Если, однако, при этом держать в поле зрения изначально игровой характер космогонических спекуляций, так же как и происхождение толкований из ритуальных загадок, становится ясно, что эта запутанность проистекает не столько из хитроумия и суетного корыстолюбия соперничающих друг с другом жрецов, желающих возвысить свою жертву над всеми прочими [325] , сколько, пожалуй, из того факта, что все эти бесчисленные противоречивые толкования некогда должны были быть столь же бесчисленными разгадками ритуальных загадок.

325

К этому же склонялся и Ольденберг: Oldenberg H. Die Weltanschauung der Brahmanatexte. Gottingen, 1919. S. 162, 182.

Загадка являет свой священный, а это значит рискованный, "опасный" характер в том, что в мифологических или ритуальных текстах она почти всегда выступает как "головоломная", то есть предстает как задание, выполняя которое можно голову сломить, поплатиться жизнью, ибо жизнь — это ставка в игре. С этой чертой согласуется и тот факт, что самой высокой мудростью считается умение задать такой вопрос, на который никто не смог бы ответить. Обе эти особенности вместе мы находим в древнеиндийском повествовании о царе Джанаке, который посулил награду в тысячу коров победителю в богословском споре брахманов, пришедших на его праздник жертвоприношения [326] . Мудрый Яджнавалкья [327] заранее велит пригнать всех коров к себе и затем с блеском одерживает верх над всеми своими противниками. Когда один из них, Виганда Сакалья, оказывается не в состоянии дать ответ на один из вопросов, у него тотчас же слетает с плеч голова, что, должно быть, является чисто школярской версией мотива, что ему придется поплатиться собственной головой. Когда в конце концов никто уже не может задать ему ни одного вопроса, Яджнавалкья, торжествуя победу, восклицает: "Достопочтенные брахманы, кто из вас пожелает, пусть спросит меня или пусть спросит всех, или, кто того пожелает, того спрошу я или я спрошу всех!" Игровой характер здесь прямо-таки выпячивается наружу. Сама священная традиция вступает в игру. Степень серьезности, с которой этот рассказ был включен в священные тексты, остается неопределенной и в основе своей несущественной, как остается неуместным вопрос, действительно ли кто-либо из-за того, что не смог разрешить загадку, когда-либо распростился с жизнью. Главное здесь — игровой мотив как таковой. В греческой традиции сведения о таком состязании в загадках, где поражение стоило жизни, передает в несколько стертом виде рассказ о прорицателях Калхасе и Мопсе [328] . Калхасу было известно пророчество, что он умрет, если встретит прорицателя лучшего, чем он сам. Он встречает Мопса, и они начинают состязание в загадках, которое Мопс и выигрывает. Калхас умирает от огорчения или же кончает с собою от досады за поражение; его ученики уходят с Мопсом [329] . Здесь, как мне кажется, очевиден повторяющийся, хотя и в искаженном виде, мотив убийственной, "головоломной" загадки.

326

Satapatha-brahmana, XI. 6. 3. 3, Brhadaranyaka-upanishad, II, 1–9.

327

Джанака — легендарный царь ведийской эпохи, Яджнавалкья — мудрец тех же времен, великий учитель ритуала, считавшийся автором ряда священных книг поздневедийского периода.

328

Калхас (иначе — Калхант) — в древнегреческой мифологии и эпосе жрец из Микен, внук Аполлона, прорицатель, участник похода на Трою. Мопс — сын прорицательницы Манто и Аполлона, почитался как божество в Киликии (область на юге Малой Азии).

329

Strabo, XIV, с. 642; Hesiodus, fragm. 160; ср.: Ohiert. Ratsel u. Ratselspiele. S. 28.

Как постоянный мотив встречается состязание в вопросах, где ставкой является жизнь, в сказаниях Эдды. В Vafthru6nismal [Речах Ваф-труднира] [330] Один состязается в мудрости со всеведущим великаном, носителем знания древнейших времен. Это пари в полном смысле слова, где соперники ценой головы испытывают свое счастье. Сперва спрашивает Вафтруднир, затем Один. Вопросы они задают мифологического и космогонического характера, совершенно так же, как это описано в Ведах. откуда взялись день и ночь, откуда зима и лето, откуда ветер? В Alvissmal [Речах Альвиса] Тор спрашивает карлика Альвиса о том, какие имена носят все вещи у асов, ванов, людей, великанов и карликов, и в мире Хель [331] ; в конце концов карлик, как только на него падает дневной свет, оказывается заключенным в оковы. Такую же форму имеет песнь о Фьелсвинне. В загадках Хейдрика фигурирует следующий мотив: конунг Хейдрик торжественно обещал, что всякий провинившийся перед ним может спасти свою голову, если загадает ему загадку, которую он, конунг, отгадать не сумеет [332] . Хотя большинство этих песен относится к позднейшим в Эдде [333] и намерением поэтов вряд ли было нечто большее, чем искусность стихосложения, связь с сакральными состязаниями в загадках проглядывает здесь со всей очевидностью.

330

Согласно эддической песни Речи Вафтруднира. верховный бог Один отправился в гости к великану Вафтрудниру (это имя значит "сильный в запутывании"), чтобы помериться с ним мудростью; в Скандинавии считалось, что великаны вообще сильны в мудрости, ибо они древнее богов. Вафтруднир согласился ответить на вопросы пришельца (тот назвал себя Гангард), но пригрозил убить его, если он не окажется мудрее хозяина. В конечном итоге великан не мог ответить на вопрос: что сказал Один на ухо своему мертвому сыну, когда тот лежал на погребальном костре? Тогда Вафтруднир понял, что перед ним Один, и признал себя побежденным.

331

Хель — в древнескандинавских верованиях подземное царство мертвых и, одновременно, хозяйка этого царства.

332

Имеется в виду Сага о Хейдрике (иное название — Сага о Херварде). записанная в XIII в.; главный ее герой — конунг готов Хейдрик, исторический прототип его неясен.

333

Это заявление не находит подтверждения в трудах новейших филологов. Сама Эдда дошла до нас в рукописи XIII в., являющейся, скорее всего, копией текста XII в., однако различные части Эдды сложились в разное время. Речи Альвиса — действительно позднее произведение, скорее всего, XII в., представляющее собой подражание Речам Вафтруднира. датируемым исследователями Х в. Сага о Хейдрике (но совершенно не обязательно включенные в нее Речи Фьельсвина) сама по себе относится к XIII в., однако, повествует о событиях IV–V вв. — борьбе готов с гуннами (хотя точной хронологической и географической привязки событий, о которых повествуется в саге, добиться доныне не удалось); стихотворные вставки в этой саге филологи считают весьма древними, хотя и не современными описываемым событиям.

Ответ на вопрос загадки не может быть найден путем размышлений или логических рассуждений. Этот ответ есть некое разрешение, внезапно открывшаяся возможность разорвать узы, которые наложил на вас тот, кто задал вопрос. Отсюда и то, что правильное решение тотчас же лишает силы спрашивающего. В принципе на каждый вопрос есть только один ответ. Он может быть найден, если известны правила игры. Правила игры по виду могут быть грамматическими, поэтическими или же ритуальными. Нужно знать язык загадок, нужно знать, какая именно категория явлений обозначается символами колеса, птицы, коровы. Если возможен иной ответ, соответствующий правилам и при этом такой, о каком спрашивающий и не подозревал — горе ему. С другой стороны, одна и та же вещь может быть представлена или выражена столь многими способами, что ее легко скрыть под покровом бесчисленного количества самых разнообразных вопросов-загадок. Часто решение загадки заключается в знании определенного священного или тайного имени вещей, как, например, в уже упоминавшихся Vafthru6nismal [Речах Вафтруднира].