Homo Navicus, человек флота
Шрифт:
Наверное, деньги с камчатской надбавкой ему начисляли с младенческого возраста.
Это сильно впечатляло и заставляло стремиться.
Он закончил училище им. Дзержинского (механическое), и перешел в политработники, т. е. стал варягом. Это чужой среди своих и чужой среди чужих. Но Коля был с твердым (титановым) механическим стержнем внутри, и чужд сентиментальности.
Он шел по службе, как танк, не щадя себя и объезжая слабые придорожные кустики.
Все наши бригадные командиры подлодок были выращены им и помнили это, как и времена пребывания
Его побаивался даже комбриг, которому довелось послужить с Колей старпомом. Он был обязан Коле званием адмирала.
Именно Коля вовремя не дал ему спиться.
Коля был щитом и мечом на совещаниях в политотделе, когда гадкие начальники пытались привлечь к партответственности молодого неоперившегося зама, вся вина которого состояла в отсутствии опыта и не утерянной вере в положительные качества личного состава. Слушая бред, вменявшийся в вину бедняге, он начинал краснеть, переливаться сине-багровым, а затем тихо просил замов ПЛ выйти из кабинета.
Что происходило за закрытой дверью, могут поведать только те, кто за ней оставался. Они, увы, молчат до сих пор.
Но звук падающих предметов и синяки под левым глазом секретаря парткомиссии и правым глазом замначпо еще несколько дней свидетельствовали о том, что разговор был нешуточный и серьезный. Зама больше не трогали.
— Ага, умник из читателей поднял голову и верещит, что этого быть не могло и чистая травля. Наверное, Вы из БЧ-2 в прошлом?
Я дам адреса бывших политотдельцев. Хотя, глядя на Ваше лицо…
Пожалуй, позвоню-ка я Бурысову… иногда мудрость с возрастом не приходит… Выйдите! Пожалуйста… Я ведь тоже Колин ученик…
— А вот представьте, что вы, заместитель начальника политотдела, доложили, что избиты лодочным замом. Ну и где вам дальше служить, если вас настолько не любят? Поняли? Ну ладно, сидите, так и быть, в уголке, но тихо… Продолжаю…
Любимым Колиным заветом командиру ПЛ, когда на лодку приходил молодой зам, было: «Саша (Гена, Вова), не ломай пацана. Я прошу…»
После этого командир наливал Коле стакан шила, и Бурысов удалялся. И не ломали. Учили. Коля просил.
Если зам оказывался говном и карьеристом, стучащим на командира, экипаж и коллег в политотдел, к нему приходил Коля. «Ты говно, сволочь и карьерист» — говорил он гаденышу в глаза, одновременно тыча в подлую грудь, где билось змеиное сердце, коротким, красным, как клешня вареного краба, толстым механическим пальцем. Дня через три гаденыш из бригады исчезал навсегда. Куда — спросите в политотделе.
Однако и у Коли была слабина. Нет, я не о выпивке.
Колю не могли перепить даже 4 человека. Правда, он предпочитал пить с тремя — меньше тел домой разносить. Да и выпивка никогда не считалась слабостью для офицера.
Его бедой и кошмаром (и у великих людей есть свой скелет в шкафу) был киномеханик-почтальон, единственный матрос, находившийся в прямом подчинении замполиту. Парню было 26
Отчаявшиеся родители отправили его на Камчатку, на подводные лодки, чтобы отдохнуть от проблемы и чтобы чадо привели в меридиан. Денег еще заплатили в военкомате, чтоб призвали, однако, не помогло.
Он ставил брагу из зубной пасты, из перца, из изюма, из пшенки, из пшеницы, из риса, из кваса, из гороха.
Емкости для браги использовались различные: штатный огнетушитель, висящий у всех на виду, бачок аварийного неприкосновенного запаса воды, дупло дерева у пирса, заботливо обмотанное ветошью, «грязная» цистерна № 2, куда сливаются нечистоты (знал, подлец, физику теплообменных процессов). Однажды он использовал для приготовления браги стиральную машину помощника, которую тот опрометчиво притащил в казарму для ремонта.
Если брагу находили в процессе вызревания, он глотал горсть дрожжей, стакан сахара и запивал это литром воды.
Кайфовал дня три, добавляя в желудок только воду — процесс брожения продолжался. Кайф тоже.
В получку он отдавал деньги матросам с «Авачи», и они привозили ему водку из Петропавловска. Водка пряталась у пирса в многочисленных сугробах. С лодки его просто не спускали, он жил на ней, но в состоянии опьянения. При стоянке у пирса в лодочный гальюн не ходят, пользуются «удобствами» на пирсе.
Он выходил трезвым пописать — и возвращался пьяным.
Колю критиковал, выращенный им же из помощников, командир. Это было невыносимо, западло. И Коля, как ему казалось, нашел хорошую воспитательную меру.
Раз в месяц ПЛ получает для протирки приборов канистру спирта. Бензина в нее влазит 20 литров, а спирта — 30 кг. Коля взял с собой киномеханика и пошел выполнять не царское дело — получать спирт. Вручив гаду в руки драгоценную емкость с флотской крепкой валютой (куда там доллару или евро!), Коля не спеша двинул за ним в сторону лодки. До лодки было два километра чистой снежной колеи. Справа от дороги блестела и переливалась двухметровая толща снега, слева плескалось море, сверху пригревало солнышко. Приятно, как воробьиное щебетанье, раздавался вороний «кар!». Слева, с гвалтом, что-то делили бакланы. Киномеханическая сволочь несла канистру со спиртом, не имея возможности выпить, скособочившись и потея.
Было хорошо, просто праздник какой-то!
Солнышко заставляло щуриться, многократно отражаясь от снега. Море плескалось. Прибой рокотал — тихо, как мурлыкающий кот.
Так и вышли на пирс: киномеханик впереди, Коля сзади.
И вдруг киномеханик, аккуратно поставив канистру на снег, упал возле нее, не дойдя трех шагов до трапа. «Пи…дец, переборщил с воспитанием, инфаркт у муделя, не выдержал близости спирта!»
Ни на мгновение у Коли не мелькнула мысль о конце карьеры — он уже давно не помнил не то что этого понятия, но и самого слова. «Спасти негодяя любой ценой!» — решил он