Homo super(Рыбка-бананка ловится плохо)

Дашков Андрей Георгиевич

И он сделал это с громадным облегчением.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ПОРА СПАТЬ

11

Эдуард Пыляев лежал на искусственном газоне, подставив лицо рыжему сентябрьскому солнцу. Благодаря светофильтрам небо казалось голубым и чистым. Даже пелена смога на западе выглядела как область особенной, волшебной синевы. Она не касалась солнечного диска, и это было неплохо.

День выдался на редкость ясным. Столь же ясно было у Пыляева на душе. В такие дни он вполне постигал, какой это кайф -- иметь комфортное местечко под солнцем на переполненном и загаженном шарике. Видит Бог, он дорого заплатил за удовольствие. Но теперь все позади; можно наслаждаться жизнью. Хрусталь был мертв, Ксения была

мертва, свинцоволикая тоже была мертва. Даже Глаз недавно скончался, завершив ускоренный жизненный цикл. В гробу он выглядел как семидесятилетний старик, хотя ему было всего двадцать шесть...

Да, прав был поэт, не дотянувший до тридцатника: на этих широтах увядали быстро -- совсем, как здешние растения. В чем же дело? Может быть, в слишком громадных, бессмысленных просторах, порождающих обманчивые надежды и тоску? Добавьте сюда климат -- шесть месяцев в году слякоть, непролазная грязь, пасмурное небо. Вечно неудовлетворенный народ, не успевающий получить свое между весенними и осенними кровопусканиями. В результате -- тупая апатия, неврозы, мерзость запустения, быстрое старение, крушение иллюзий, истощение маток, несварение мозга, исходящие гноем дети декабря... Трясина, бестолочь, обреченность, проклятая судьба . * * *

Впрочем, к Пыляеву судьба оказалась удивительно благосклонной.

В такой же сентябрьский полдень пять лет назад Элеонора унаследовала империю. Завещание Хрусталя Эдик выучил наизусть и мог продекламировать его задом наперед, проснувшись среди ночи или даже основательно заторчав на пурге . Когда-то Борис Карлович действительно держал одну из престижнейших адвокатских контор в городе. На самом деле ему принадлежало гораздо больше. По наследству к жене Пыляева отошли: местная телерадиокомпания, акции электротехнических предприятий, фармацевтическая фабрика и разветвленная сеть гомеопатических (!) аптек.

В течение трех-четырех недель Эдик трясся, ожидая, что Элка отправит его на покой . Но она перевела на его имя часть акций и переоформила брачный контракт. Ее завещание также было составлено в его пользу. Узнав об этом, Эдик был приятно удивлен. Потом жизнь снова вошла в привычную колею.

Это не значит, что Пыляев стал абсолютно свободен. В Евгеническом Союзе существовала жесткая преемственность. Долговременные программы выполнялись с неукоснительной точностью. Эдика по-прежнему контролировали. Как совладелец он являлся чисто номинальной фигурой. Однако теперь, по крайней мере, никто не подвергал сомнению его полезность. Большего нельзя было и желать. У него появился новый девиз: Оставьте меня в покое и убирайтесь к чертовой матери! Мысль о том, что он не сможет стать бедным до конца своих дней -даже если очень постарается -- доставляла ему невыразимое удовлетворение...

Эд зевнул и перевернулся на другой бок. В поле зрения попала стерильная трава и двадцатиметровая мачта, на которой болтался двухцветный флаг. Пыляев лично поднимал его каждое утро. Незаметно для самого себя он превратился в ура-патриота и питал к родине чувство такой же глубокой привязанности, какое испытывает комар по отношению к своему двуногому донору.

Мимо протрусил стодвадцатикилограммовый Лама -- генетическая реконструкция тибетского мастифа и самый любимый член семьи. Эдик проводил его осоловевшим взглядом. Судя по всему, пес направлялся к фамильному склепу, воздвигнутому на противоположном берегу озера. Место тенистое, сырое и мрачноватое... Лама тоже был приучен к пурге и являлся милейшим зверем с небольшими безобидными странностями.

Из радиоприемника, стоявшего рядом, доносилось усыпляющее бормотание диктора -- передавали сводку техногенных катастроф. Под звуки бравурных маршей и сентиментальных песенок Титаники косяками шли ко дну. Высокопрофессиональные оркестры исполняли ту же оглушительную

музыку (пока крен не становился слишком большим), -- и всем пассажирам, включая самих музыкантов, казалось, что дела хороши как никогда.

Пыляев вдруг ясно представил себе следующую картину: концерты для глухих продолжаются и под водой; зомби, одетые во фраки, сидят вокруг дирижера в вечном мраке на двухкилометровой глубине, медленно возят смычками по струнам и выдувают из труб и саксофонов газообразные продукты разложения своих собственных тел. А ведь еще были самолеты, шахты, атомные станции, поезда и миллионы красивых консервных банок на колесах...

Эдик печально ухмылялся. Эта ухмылка сообщала небу, что всю индустриальную цивилизацию он вполне обоснованно считает полным дерьмом.

Но чужие проблемы его уже мало касались. Поместье было полностью автономным, а существование хозяина -- легким и приятным. Расплывчатые убеждения не мешали ему пользоваться дезодорантами, носить прикид из натуральной кожи и любить свой теплый сортир. Эдик давно забыл, что такое депрессия и какого оттенка бывает зеленая тоска. У него появился животик, простительный для его пятидесяти пяти. Он быстро рыхлел, как сорванный с ветки плод. Гниль еще не выбралась наружу, но внутри уже ползали черви. Эдик был счастливым мертвецом.

Писанину он давно забросил. Вскоре после женитьбы на Элеоноре он обнаружил, что не может и не хочет писать. Сочинять вечерние сказочки для взрослых казалось бессмысленным до идиотизма. Да и кому придет в голову заниматься этим, когда и так все в порядке? А у него все было в полнейшем порядке -- дом, жена, ребенок, деньги, хобби и необременительные заботы. Амбиции очень быстро превратились в самодовольство. Пустоту заполнила слепая вера в то, что его миссия и в самом деле исключительна.

Всякий раз, обратившись мыслями к сыну, Эдик вспоминал одно и то же. Сознание имело назойливый реверс, -- Пыляев, словно калека с разными ногами, ходил по кругу и спотыкался о те же самые камни. Камень первый: зачатие и период внутриутробного развития супера . Даже приход в мир этого ребенка был необычным. Что же говорить о его странностях, проявившихся после рождения?

Сейчас, когда сын стал пятнадцатилетним подростком, Эдик тщетно пытался понять мотивы этого существа. Отец и сын оказались абсолютно разными, если не принимать в расчет некоторое внешнее сходство. Супер был живым черным ящиком. Пыляев давно обнаружил, что не питает к нему ни малейших родственных чувств. Словечко монстр еще таилось в подсознании, как темный карлик в безвыходном лабиринте. И у этого карлика до сих пор не было лица...

Память играла с Эдиком в гольф: непременно требовалось закатить мяч в лунку, в противном случае завеса прошлого не приоткрывалась. Минувшие годы могли пройти бесследно, как цветение садов для слепого. Но в завесе существовали дыры, проеденные шоком и оставшиеся навсегда. Дыра пятнадцатилетней давности оказалась не самой большой.

12

Через неделю после свадьбы он впервые исполнил супружеский долг. Именно тогда он начал глотать колеса , на которых сидел вплоть до сегодняшнего дня.

Препарат, разработанный в фармакологических лабораториях Союза, долгое время считался экспериментальным, но даже его уличные суррогаты ( шит , лестница , пурга , лайт ) приобрели огромную популярность. Официальное название пурги было незамысловатым, как болезнь Боткина. Борис Карлович, руководивший программой создания новых, социально значимых транквилизаторов, не мудрствуя лукаво окрестил базовый препарат Хрустальным кораблем . После одобрения Министерством здравоохранения и легализации продажи, которых пришлось ждать два года, корабль свободно распространялся через аптечную сеть Союза. Само собой разумелось, что Эдик повсюду имел неограниченный кредит.