Homo super(Рыбка-бананка ловится плохо)
Шрифт:
– - Не понял.
Она ловко вставила свою ладонь между его грудью и левым предплечьем и надавила кончиками пальцев. Он почувствовал неожиданную жгучую боль подмышкой. Ему пришлось расстегнуть сорочку и нащупать над ребрами небольшую опухоль на коже -- в виде эмблемы Союза. Точно такую же, как у Элеоноры, только свежую. Бармен делал вид, что ничего не замечает.
– - Какого черта?!
– - сказал Эдик, уязвленный тем, что его без спроса клеймили, уподобив таким образом домашней скотине. Или, лучше сказать, производителю.
– - Когда он успел?
– - Он -- это Борис Карлович?
– - Может, мне перейти на твою сторону?
– - спросил он, придвигаясь к ней и улыбаясь с видом профессионального кровосмесителя.
– - Меня ты интересуешь лишь в качестве клоуна. Да и то -- временно.
– - Климакс?
– - он сочувственно выдвинул нижнюю губу.
– - Хуже. Рак матки. Последняя стадия. Мне осталось не больше трех месяцев.
– - Хочешь хлопнуть дверью?
Она кивнула.
– - И захватить кого-нибудь с собой.
– - Кого?
– - Тебя, например.
В ее руке появился миниатюрный инъектор, способный при необходимости метнуть капсулу на расстояние до пяти метров.
– - Аккуратнее с этой штукой, -- попросил Эдик. Он имел не слишком бледный вид, но внутри у него все сжалось. А у нее явно была не в порядке не только матка.
– - Пойдем, покажу кое-что, -- пообещала законсервированная теща мрачноватым тоном.
Эдик послушно поплелся за нею, вяло размышляя, не окажется ли это кое-что таким же уродливым, как у дочери. Рюмку с коньяком он на всякий случай захватил с собой. * * *
Найти тихий незапертый уголок в этом доме было трудно. Повсюду бродили сомнамбулические слуги Хрусталя, прекрасно выдрессированные и неукоснительно вежливые. Эдик не удивился, когда старушка, улучив момент, по-шпионски втолкнула его в какую-то дверь.
Замкнутые домашние экосистемы вошли в моду около десятка лет назад. Каждый, отравивший достаточное количество воздуха и заработавший на этом состояние, мог позволить и, как правило, позволял себе наслаждаться красотами природы в приватном порядке.
Пыляев очутился в странном зверинце, устроенном под прозрачным колпаком. Пелена снега вверху создавала впечатление погребенности в толстом слое пепла. Растительность и микроклимат были субтропическими. Эдика окружала липкая влажность. Сумеречность нижнего этажа леса. Мясистая зелень. Почти джунгли... Где-то в глубине зверинца заорала разбуженная обезьяна.
Эдик увидел черное пенсне на белом фоне. На него уставился панда, державшийся за ветку человеческими ручками... Пахло неплохо, но не пропадало ощущение, что аромат освежителя забивает гораздо более неприятные естественные запахи... Бросив взгляд на озеро, Эдик понял, куда подевались лебеди. Три или четыре белые тушки сонно дрейфовали на зеленоватой глади. По обе стороны каждой свисали вместо крыльев розовые отростки без перьев. Нелетающие продукты генной инженерии. Выродки. Однако странные вкусы у людей, -- подумал Пыляев и целиком переключил внимание на объект прощай, молодость!
Красотка, вооруженная инъектором, сделала знак ручкой и повлекла его за собой в чащу. Запахи стали гораздо
Эдик привстал и наткнулся на прямой взгляд. Борис Карлович улыбался так приветливо, что Эдик понял: скандала не будет. Тем не менее он направился к тестю шатающейся походкой, наклонился и при всех потрепал его по щеке. Потом прошептал на ухо:
– - Расслабься, папаша. Я люблю удобства.
Хрусталь отстранил его. Рисунок губ изменился. Теперь на них была ухмылка типа как я люблю эту сволочь! Эдик вернулся на свое место и воздал должное здешней кухне. Свинцоволикая больше не появлялась.
Когда снова назрела острая необходимость уединиться, Пыляев выбрался из-за П-образного стола и, провожаемый слугой, страдавшим избирательной глухотой, устремился в полутемный холл. Он решил для разнообразия поискать цивилизованный сортир. Слуга нацелил его на двери в самом конце коридора.
Какая-то парочка барахталась в нише с рыцарскими доспехами. Благоухали живые цветы. Стены были увешаны фотографиями и гравюрами начала прошлого века. Сплошь городские виды. На табличках имелись пояснительные надписи. Некоторые площади и улицы Эдик узнавал с большим трудом. По пути он снова наткнулся на слепого старикашку. Тот быстро и профессионально ощупал его, потом схватил за гениталии (деликатно), похлопал по плечу (одобрительно) и захихикал (мерзко).
Наконец, Эд забрался в конец коридора. Шесть одинаковых дверей погрузили его в ослиные размышления. Болезненный позыв заставил действовать. Он рванул ручку первой двери -- та оказалась запертой изнутри. Зато следующая открыла доступ в райский уголок с нежно-серыми панелями и унитазом, белым и чистым, как цветок лотоса.
Эдик излил скопившееся раздражение и облегченно перевел дух. Его потрясли царившие тут тишина и покой. И, будто назло, сразу же послышалась музыка, настраивавшая на созерцательный лад. Под эти умиротворяющие звуки Пыляев не спеша вымыл и высушил руки, изучил себя в зеркале (как всегда, человек по ту сторону стекла казался смутно знакомым, другом детства, с которым пришлось расстаться давным-давно,) и достал из кармана конверт.
В конверт были вложены три фотографии, сделанные поляроидом . В углу каждой четко отпечатались дата и время съемки. Даты совпадали на всех трех снимках, разница во времени составляла не более минуты.
На первой фотографии Элеонора валялась с любимым папочкой на пляже. Судя по вывеске какой-то забегаловки на заднем плане, пляж находился на израильском побережье. Другой снимок, сделанный в баре, немного шокировал Эдика. Элку, одетую в кожаный комбинезон и сапоги, тискал волосатый детинка самого байкерского вида и явно не совсем трезвый. Смущенной или испуганной она не выглядела. Яркая помада, прилипший к губам окурок и бутылка кремлевской на ближайшем столике были вполне органичны. Третья фотография оказалась не очень приличной. Жена Эдика стояла на коленях в чем мать родила и удовлетворяла толстого мужика в дорогом костюме. К необъяснимому огорчению Эдика голова мужика в кадр не попала.