Хомотрофы
Шрифт:
Я помахал Андриану рукой, представился и сел на кровать. Пружины подо мной тут же со скрипом просели, колени оказались вровень с глазами.
Старуха нависла надо мной и, скрестив на груди могучие руки, спросила:
– Ты не из тюрьмы сбег?
– Нет, – ответил я, неприятно удивившись, что в Полиуретане все кому не лень видят во мне беглого заключенного. Возмущаться по этому поводу у меня уже не было ни сил, ни желания.
– Ладно, – проворчала хозяйка. – Постельное белье в тумбочке… А деньги
– Благодарствуем, – буркнула она, получив требуемое, и сразу вышла. Через секунду ее морщинистое лицо снова мелькнуло в дверях.
– Меня Зоей звать. Ежели понадоблюсь, я на чердаке.
Я вытащил из-под покрывала подушку (она оказалась сырая и тяжелая) и подсунул себе под спину.
– Давно здесь живете? – спросил я у Андриана.
Он поглядел непонятливо по сторонам, как будто вопрос мог относиться еще к кому-нибудь. Я повторил. Сосед молчал некоторое время, что-то мучительно обдумывая, затем мрачно проговорил:
– Три года.
Голос был глухой и звучал так, словно он перенес контузию. Мы помолчали минут пять, потом я спросил:
– Часом не на заводе работаете?
– Да… Я – водитель автобуса, – ответил Андриан.
– А здесь временно квартируете, – заключил я. – Есть какие-то перспективы на жилье?
Андриан смотрел на меня стеклянным взглядом, изредка мигая. Он производил впечатление человека, которому сделали лобэктомию.
Я пытался его как-то расшевелить, но безуспешно. Спросил, какую продукцию выпускает местный завод, но ответа не получил.
– Видал сегодня ваши автобусы, – сказал я. – В полвосьмого везли на смену рабочих.
Я долго ждал какой-нибудь реакции, и, не дождавшись, начал уже задремывать, как вдруг сосед пробурчал:
– Да нет, это не рабочие. Рабочих раньше везут.
Я вопросительно уставился на него, но он больше ничего не объяснил.
Оставалось лечь спать. Я вытащил из тумбочки постельное белье. Лучше просто отосплюсь, решил я, чем пытаться разговаривать с таким собеседником. Андриан за мной наблюдал. Я чувствовал его взгляд на себе, особенно когда отворачивался. Стоило вновь повернуться к нему, как Андриан отводил глаза в сторону.
Перед тем, как лечь, я вышел на кухню попить воды. Тут же наткнулся на стремянку, приставленную к стене. Вверху чернел квадратный проем.
– Зоя! – крикнул я в проем. – Где в этом городе покупают продукты?
Старуха вмиг оказалась надо мной. Я даже вздрогнул от неожиданности. Упершись в края проема крепкими напряженными руками и покачиваясь, как паук, она уставилась на меня.
– А какие именно продукты тебя интересуют? – спросила хозяйка.
Оттого, что лицо ее смотрело вниз, кожа на нем обвисла еще сильнее. Желтушные глаза налились кровью.
– Те, которые можно есть, – ответил я. – Варенка, например.
– А тушенка?
И она достала из-за спины пол-литровую банку. Я от природы брезгливый. Боясь, что она предложит мне домашней тушенки, я сказал:
– Да нет, спасибо. Я привык к колбасе. А еще мне и на завтра надо запастись.
– Про завтра будешь говорить завтра, – старуха убрала банку. – Магазин далеко… У нас на весь город два продуктовых магазина. Работяги едят в столовых, остальные жрут, что выросло в огороде. Никому здесь не нужны магазины.
– Ну а хлеб как же?
– Хлеб-то?.. Ну, ты б глаза разул. Напротив дома ларек.
Выйдя во двор, я глянул сквозь виноградную арку на Зоин огород, там росли только лопухи и чистотел. Видно, бабка живет за счет квартирантов, да еще плюс пенсия.
Странно, как я мог не заметить этот киоск? Он был прямо напротив калитки. Я подошел и заглянул в окошко. Спиной ко мне сидела девушка с черными волнистыми волосами и читала книгу.
– Привет! – сказал я. – Буханка белого хлеба найдется?
Девушка обернулась. Взгляд ее голубых глаз был таким ясным, не похожим на мутные взоры жителей этого бескровного города. Но даже на этой ясноглазой красавице лежала все та же тень отрешенности.
– Привозной закончился, только полиуретанский серый остался. – Она говорила с приветливым равнодушием. Ее взгляд скользнул по моему лицу и стал как бы невидящим.
– Давайте!
Я расплатился, но не уходил. Мне хотелось, о чем-нибудь ее спросить. Увидев, что я мешкаю, девушка посмотрела вопросительно.
– Еще что-то?
– Скажите… как вас зовут?
Она на миг застыла, затем ответила с тем же безразличием:
– Меня зовут Эфа.
– Эфа? – повторил я. – Какое необычное имя. Не встречал никогда. А меня – Сергей.
Эфа только пожала плечами, ничего не ответила. Я постоял еще немного, переминаясь с ноги на ногу.
– А я живу как раз напротив лавки.
Девушка посмотрела на меня усталым и немного раздраженным взглядом, будто я сказал жуткую банальщину; в уголках ее губ появились нетерпеливые ямочки: верно, я оторвал ее от какого-то важного занятия.
– Красивое имя, – сказал я, вертя в руках буханку. Ничего не оставалось, как уйти. – До свидания, Эфа.
Она коротко кивнула и даже не улыбнулась.
Я вернулся в дом. Было семь часов вечера.
Хлеб оказался свежим и хрустящим. Я съел почти полбуханки, запивая водой из почерневшей эмалированной кружки. Наевшись, почувствовал, что меня клонит ко сну. Но я таки совершил последний подвиг: выстирал носки и повесил их сушиться на спинке кровати. После этого я лег в постель и сразу провис до самого пола, точно в гамаке. Простыни пахли мышами, сыростью и еще чем-то.