Хомячки в Эгладоре
Шрифт:
— У тебя нет дома, дурочка, -хохочет Морриган, — ничего нет! Тебя самой нет!
— Замолчи! — визжит Генка, — Не говорит так!
— Да она ведь самозванка! — хохочет Морриган, — никто, пустое место! Слышишь, ты, подделка? Ты сослужила свою службу, не спорю! Ты разогрела их! А теперь убирайся откуда пришла — в никуда, в безвестность, в сон! Теперь мое время!
— Твое время не придет никогда, — говорит кто-то.
Генка оборачивается, пытаясь одновременно удержать в поле зрения Морриган.
— Во, блин! — говорит она, — Юджин!
Юджин стоит на зеленом холме. В общем-то он/она не особо изменился/ась, и у Генки по-прежнему
— Я тебя не знаю, — говорит Морриган, и голос ее, точно шелест травы.
— Откуда же тебе меня знать? — говорит Юджин, — ты знаешь только своих…
— Никого, кроме моих, не существует, — шепчет Морриган, — вас выдумали. А мы устали. Мы голодны. Мы хотим домой.
— Средиземье существует, а это значит, что вам некуда идти. У вас нет дома, — говорит Юджин.
Он оборачивается и машет рукой с металлическим перстнем-когтем, словно вспарывая темноту, — Генка видит, как оттуда, из клубящейся тьмы, по колено в высокой траве, спотыкаясь, бредут четыре очень усталых человека. И пока она близоруко щурится, пытаясь разглядеть пришедших, Лутиэнь, у которой зрение гораздо острее, за Генкиной спиной пронзительно кричит:
— Берен!!!
Генка видит, как Лутиэнь вихрем проносится мимо, путаясь в полах белого халата, несется к выступившим из тьмы людям и кидается одному из них на шею.
— Ну вот, — говорит Юджин, — по крайней мере, это улажено. Она нашла свое Средиземье. Он, конечно, никудышный муж, из народных героев всегда получаются паршивые мужья, но она его обломает. Эльфы и не таких обламывали.
— Средиземья нет, — кричит страшная бледная женщина с темными провалившимися глазами, — есть только я, Морриган!
— Есть все, что они придумали, — возражает Юджин, — потому что нельзя придумать того, что в принципе не существует, разве нет? А отсюда следует, что все, что можно себе представить, существует на самом деле. Очень далеко, очень давно, очень иначе, но существует. Все, что вы когда-либо измыслите, в ту же минуту подтвердит свое существование, обернется и посмотрит вам в глаза. Пошли, дорогие мои, мне не нравится это место.
Он делает широкий жест рукой, и сияющие ворота повисают перед ним в темном воздухе. Генка видит, как они втроем входят туда — руки Юджина лежат на плечах Берена и Лутиэнь. Генка поднимается на цыпочки и видит бледный кусочек золотистого неба, которое отражается в мягко светящемся море. Или что-то вроде этого… Может, еще яблоневый сад, но в этом она не Уверена.
А потом воздух начинает пахнуть бензином и выхлопными газами, и на бледном горизонте проступают силуэты труб.
— Ой, — говорит она, — Дюша! И где у тебя, интересно, совесть?
— Понятия не имею, Геночка, — жалобно отвечает Дюша.
— Куда ты нас затащил? С этой своей идйотской игрой!
— Ну, я же не знал, что так получится…
— Автобусы-то не ходят! Теперь нам до утра тут болтаться!
— Так ведь уже утро!
На востоке медленно гаснут последние звезды.
— Я ногу подвернула, — жалуется Арагорн.
— Сейчас тормознем тачку, — говорит Боромир, — поедем ко мне…
— Мы-то… — начинает было Дюша, но Генка пинает его в бок, и Дюша замолкает.
Генка косится на Арагорна — вполне симпатичная девка, если отмыть и одеть по-человечески. Возможно, даже ноги не кривые, хотя под брюками кто разглядит? Не подарок, конечно, но по сравнению с Морганой…
— Только
— А у меня вегето-сосудистая дистония, — делится Арагорн, — и одна нога короче другой аж на два сантиметра!
— Ничего, — великодушно говорит Боромир, — я знаю хорошего мануалыцика. Эй, шеф, погоди…
Потрепанная «Лада» тормозит у покосившейся будочки с надписью «Шиномонтаж».
— Юджин-то, а? — Генка уже тянет Дюшу прочь, но на миг останавливается, — как вы думаете, неужели он…
— Вала, да, — говорит Боромир рассеянно, забираясь на заднее сиденье, — как знать, может даже, и сама…
— Что, — в ужасе говорит Генка, — неужели Элберет? Вот это?
— Почему бы нет? Кто ее, эту Элберет, видел? [Почему-то поэт Аркадий Штыпель уверяет, что из этих реплик ничего не понятно и надо тоже дать сноску. Объясняю: валар — это типа боги, ведающие Средиземьем после того, как оттуда самоустранился Творец Эру Илува-тар. Впрочем, управляющие из них получились довольно бестолковые. В основном их вмешательство сводилось к тому, что они методично и неоднократно с большой помпой разделывались на подотчетной территории с Черным Властелином — Мелькором. Каждый раз полное и окончательное решение мелькоровского вопроса сопровождалось чудовищными катаклизмами и отбрасывало Средиземье в доисторическое время. Верховная пара первых среди равных — Манвэ и Варда (Элберет), сидящие на золотом престоле на высокой горе и т. п., все по правилам. Судя по предпринятым карательным и политическим акциям, Манвэ умом не отличался (почему-то из правящих пар — Манвэ-Элберет, Мелина-Тингол, Галадриэль-Селеборн — женщины были активны и относительно вменяемы, роль же мужчин ограничивалась чисто декоративной функцией: красиво восседать на престоле, а любое их активное действие завершалось пышным крахом). Был/а ли Юджин на самом деле САМОЙ, т. е. Элберет, конечно, большой вопрос, но уж Манвэ он/а никак не мог/ла быть по определению. Что же до внешности, то, как справедливо заметил Боромир, кто эту Элберет видел…] Ладно, мы поехали. Созвонимся как-нибудь…
— Еще не хватало, — бормочет Дюша.
Генка глядит вслед уходящим огням автомобиля.
— Ну, знаете… — говорит она в никуда.
— Геночка, — ноет Дюша, — пошли. Я домой хочу!
— Дюша, — говорит Генка, — если тебе еще хоть раз какой-нибудь урод предложит сыграть в ролевую игру…
— А если по Буджолд?
— Я тебе дам Буджолд!
— Но это же безопасно. Просто космическая опера! Там главный герой калека, совершеннейший чмо, но с могучим интеллектом…
— Дюша, — говорит Генка, показывая ему кулак, — ты это видел?
На горизонте за трубами проступает краешек багрового, как Ородруин, солнца.
Преподаватель мертвых языков, профессор Леонид Преображенский отложил версию перевода древнеегипетского текста «Разговор разочарованного со своей душой» и вздохнул. Ничего не меняется под этим небом. И в плодородной долине Нила, и на выжженных солнцем камнях Ниневии, и в красной земле Иордана время от времени какое-то двуногое существо, с плоскими ногтями и без перьев, достаточно состоятельное, чтобы иметь свободное время на размышления и достаточно грамотное, чтобы эти размышления записать, садится и пишет, что, мол, все суета сует и всяческая суета… И, мол, к чему трепыхаться, когда все одно известно, чем оно закончится? И вообще — на фиг все это надо?