Хор
Шрифт:
Перявощик, а ты перявощик, ты скажи мне, девчоначке,
Что возьмешь за перявоз? Что возьмешь за перявоз?
11.
В больнице, когда ему стало получше, Андерс тоже играл иногда по ночам в восстановление материи. Но теперь он воскрешал из небытия уже одежки своих детей. Почему-то первой выплыла пижамка Фреда – как раз того их с Ларсом возраста, четыре года назад, когда они начали запойно читать.
Однако пижамка Ларса была уже не в счет. Именно ночная одежонка Фреда дала толчок памяти, из которой, без каких либо родовых схваток, возникло воспоминание.
…Четырехлетняя Ирис осталась в своей спальне под присмотром матери, а он направился к мальчикам.
«Почитай, папа, почитай!» – запрыгали в своих кроватях Фред и Ларс.
«Немедленно ложитесь! – сказал Андерс. – Вы уже взрослые. Завтра рано вставать».
Он услышал свой голос словно со стороны. Звук был очень похож, как ни пытался Андерс себя обмануть, на материнский – только, разумеется, несколькими тонами ниже.
Он увидел такой же воскресный вечер, с его неизбывной тоской и страхом понедельника – этими обязательными составляющими краткого выходного дня, которые особенно сильны в воскресенье утром, а к вечеру как раз сглаживаются: нет смысла страшиться неизбежного. Ему вдруг стало невыносимо тошно от простой и ясной мысли, что, желая того или нет, он повторяет незамысловатую в своей пошлости партитуру родительской жизни – и его дети тоже ее повторят…
«Что вам почитать?» – спросил Андерс.
«Ур-ра-a-а!» – заорал Ларс.
«Нянины рифмы!» – выпалил Фред.
«Вот для этого вы точно взрослые», – притворился взрослым Андерс.
«Ну пожа-а-алуйста, па-а-апочка», – заканючил Фред.
«И не стыдно? – сказал Андерс. – Вам же по восемь лет!..»
«Папа, а давай прочитаем их в английском оригинале, – с важностью выговаривая слово оригинал, предложил Ларс. – Вон они стоят», – он точно указал на высокий розовый корешок.
(«И совсем они не одинаковые, – в стотысячный раз отметил про себя Андерс. – Ларс немного серьезней, зато Фред…»)
«Nursery Rhymes!.. Nursery Rhymes!..» – уже хлопал в ладоши Фред.
И Андерс, раскрыв большую книгу, приятную для рук формой и весом (она была широкая, но не толстая, не тяжелая), и прохладой гладкой обложки, – розовую книгу с желтыми, зелеными и голубыми картинками, прочел сыновьям «Baa, baa, black sheep», и «Bobby Shafto's gone to sea», и «Ding, dong, bell», и свой любимый стишок «Eena, meena, mina, mo», – и те, что знал наизусть – «Georgie Porgie, pudding and pie», и «Hickory, dickory, dock», и «Hush-a-bye, baby, on the tree top», и еще с полдюжины штук.
Последнее
«Я буду выбирать!..» – резко сел Ларс.
«Не-e-eт, я-a-a!!» – заскулил Фред и, видя, что отец колеблется, запустил в брата подушкой.
«Раз вы еще не научились уступать, – Андерс подошел к книжной полке, – придется, видно, выбирать мне самому».
Он вытащил книжку, зажмурил глаза, раскрыл наобум страницу и ткнул пальцем.
«Что там, что?!» – братья попытались заглянуть в книгу. Андерс, прикрывая страницу ладонью, вслух прочел:
Solomon Grundy,
Born on a Monday,
Christened on Tuesday,
Married on Wednesday,
Took ill on Thursday,
Worse on Friday,
Died on Saturday,
Buried on Sunday.
This is the end
Of Solomon Grundy.
«Married – это женился?» – важно спросил Ларс.
«Да, – сказал Андерс. – А остальное – понятно?..»
«Да», – сказал Фред.
«Ничего тебе не понятно», – огрызнулся Ларс.
«Тебе самому непонятно!!. – выпалил Фред. – Wednesday – это среда,
Sunday – воскресенье, Thursday – четверг…»
(«Вот, полюбуйся! – озлился на себя Андерс. – Надо с ним больше заниматься спортом! Может быть, у него есть способности к спорту?..»)
«А давай перевeдем на нидерландский», – предложил Ларс.
«Соломон-Мельник…» – неуверенно, в шутку, начал Андерс.
«Рожден в понедельник!!» – мгновенно подхватил Ларс.
Фред растерянно закрутил головой: он не был готов к словесному состязанию.
«Во вторник – крестился…» – наконец мрачно выдавил он.
«А вот и не в рифму!!» – победно заорал Ларс.
«Дальше будет в рифму, – успокоил его Андерс. – В среду – женился…»
Дети захохотали от удовольствия.
«В четверг – заболел…» – пробубнил Ларс – и тут же сморщил нос, показывая, что понимает недостаток этого варианта.
«Ага, у тебя у самого не в рифму!!» – злорадно заверещал Фред.
«Все в рифму, – успокоил Андерс. В этой жизни – все в рифму. – В пятницу – совсем ослабел…»
«Ура-а-a!!» – заорали братья…
«Сейчас опять будет не в рифму», – после маленькой паузы признался Ларс.
«Да ты же видишь: не в рифму в этом мире не бывает! – сказал Андерс. Kак там у тебя?..»
«Я не знаю… – смущенно сказал Ларс. – Я не знаю, как лучше… В субботу… В субботу… В субботу – приказал долго жить!..»
«Это что?» – спросил Фред.
«То! – сказал Ларс. – Бабушка Анна, мамина мама, приказала долго жить, помнишь письмо?»
«A, это…» – протянул Фред…
«В воскресенье – его повезли хоронить», – честно перевел Андерс.
«А как лучше перевести “This is the end of Solomon Grundy”? – спросил Ларс. – Надо по рифме, чтоб было в конце “простить”, “любить”… но не подходит по смыслу… Да, па?»