Хорёк
Шрифт:
Так что я хорошо понимаю, что мне здесь особо не светит, и просто развлекаюсь. Идёшь, бывало, по улице вслед за высокой молодой девушкой, а глаза так и облизывают всю её мощную фигуру: сначала утыкаешься взглядом в уверенно ступающие ноги, и так и тянет коснуться ладошкой белых оголённых икр и лодыжек, а лучше плотных ляжек – вот же они, на расстоянии вытянутой руки! – однако ясное понимание того, что потом будет – пощёчина, удар в грудь или пинок ногой ниже пояса – удерживают от такого опрометчивого шага. Потом поднимаешься взглядом выше – мама родная, какое богатство и изобилие бродит рядом, недоступное мне и таким как я! – хотя как бы я сумел обработать обе половинки, так и переваливающиеся и только и ждущие – но, увы, не меня, с немалыми богатствами и активами. И в конце обзора добираешься уже до головы: подпрыгивающая значительно выше уровня моих глаз макушка находится уже точно вне зоны досягаемости, и всё, что я могу добиться здесь: получить косой взгляд, насмешливую
Пытался ли я с такими знакомиться? Пытался! Но где ж мне взять те недостающие тридцать или сорок сантиметров, что так удачно позволяли целую жизнь находиться в тени, но в этом деле нужно как раз, чтобы тебя все видели: вот ты какой – гусак гусаком, пусть с кривым перебитым шнобелем или рахитичными тощими ногами. Они ж смотрят только на внешнюю оболочку, нет, даже на самый верхний слой, и только спустя время интересуются: а что же там скрывается, под привлекательной тёплой шкуркой, и нет ли там каких-нибудь изъянов или дефектов?
Так что здесь у меня давно уже нет надежд или иллюзий. Какая-нибудь дебилка или обезьяна волосатая мне абсолютно не интересна, а другая вряд ли согласится иметь со мной дело, во всяком случае на нормальной основе. За деньги-то они с кем угодно пойду, это каждому понятно. Да, именно так – за деньги – я и организовывал себе личную жизнь, раз уж по-другому не получалось. Если можно так сказать. То есть потом, когда стал прилично зарабатывать, так что денег оставалось достаточно и на подобные удовольствия. Кстати: те, с кем я хоть раз по-настоящему встречался, потом сами заигрывали, не глядя уже на бабло и прочие вещи, которыми я иногда снабжал их. Жениться? Нет, больше такого желания у меня никогда всерьёз не возникало, да и на ком? Карманник и проститутка – странное сочетание, ненадёжное и неуверенное, и я совсем не хотел проверять его прочность на своей шкуре, которая была очень дорога мне всегда сама по себе и в плохих руках могла просто испортиться.
Но после того неудавшегося романа я понял чётко: для большинства людей урки – люди второго сорта, иметь дело с которыми совсем не престижно, а для кого-то ещё и унизительно. Нет, в своей среде – среди бывалых закоренелых урок – подобная мысль отметается и игнорируется, но ведь далеко не всегда я вертелся в этой среде. Боже упаси! Данные от рождения способности совершено ведь не означали, что я должен стать закоренелым преступником или негодяем – нет! – они значили только то, что я умею делать вещи, недоступные другим людям, то есть я выше и лучше этих людей!
Когда я понял такой расклад, то дикое расхождение с тем, как меня воспринимают, просто потрясло. Это я должен был смотреть на всех сверху вниз, невзирая на мелкий рост и некоторое несовершенство конструкции, так почему же они позволяли себе такое хамство, и их никто не ставил на место и не одёргивал?! Они, конечно, не знали о моих достоинствах и достижениях, правда, все они были в сомнительных областях и направлениях. Но чтобы меня уважали: надо было проявить себя в чём-то легальном, или хотя бы получить официальный статус и положение.
Короче, мне надо было иметь какую-то работу, пусть не самую значительную и прибыльную, но позволяющую ходить с высоко поднятой головой, чтобы любой болван, который пристанет ко мне, сразу понимал, с кем имеет дело. Ну и любая девица тоже: для них ведь официальный статус важен не меньше, чем количество зарабатываемых денег. Хотя казалось бы: если твой парень миллионер, то какая разница – откуда он добыл своё богатство? Даже и с кистенём на большой дороге: но когда он грохал очередного клиента – он ведь думал о тебе, о том, как хорошо тебе будет потом, когда ты сможешь позволить себе что угодно – да хотя бы вот эту норковую шубку, а ездить вы будете в могучем вместительном «мерседесе» или «бумере», и судьбе твоей позавидуют все бывшие подруги, вышедшие замуж за простых обычных инженеров или менеджеров!
Вот до каких пределов доходили мои мысли, вот о чём мечтал я тусклыми днями и ночами, после очередных мелких афёр. Афёры, конечно, приносили деньги, но ведь всё могло кончиться в один момент: ну, если бы мы обули серьёзного и влиятельного мужика, он ведь мог обидеться и стукнуть куда надо так, что потом вся наша ментовская крыша, вместе с нами, разумеется, пошла бы по этапу. У меня ж ведь такое было раньше, и то, что проканало один раз, могло уже не проканать повторно, ну и тогда сами понимаете: второй срок, рецидивизм, тёплые объятия прежних дружбанов-сидельцев и сомнительные перспективы на будущее. Так что я стал подыскивать какое-нибудь легальное занятие. Вы не забывайте: я жил по-прежнему с матерью в коммунальной квартире, где каждая гнида шепталась за спиной и не доверяла мне, строя разные предположения о моих занятиях. Я ж уже больше года был на воле, но так нигде официально и не числился, так что основания для подозрений у них имелись. Да что там основания! Петрусь-старшая, отличавшаяся наглостью и бесцеремонностью, однажды меня так
Что за покемоны? А, я так назвал ходячие куклы, людей, разгуливающих в костюмах каких-нибудь животных или изображающих бутыли или коробки. У вас тут, наверно, в провинции с ними негусто, а в столице уже тогда появилась эта мода. Ну то есть ходячая такая реклама, задевающая всех и каждого, так что не заметить их и пропустить просто невозможно.
Так вот: маленький рост в этом деле должен был стать большим плюсом: они ведь не могли брать на работу подростков или маленьких детей! Подойдя однажды к гулявшему по улице банану – ставшему потом моим приятелем, я узнал адрес фирмы. Здоровый супермаркет, рекламу которого банан раздавал, находился здесь же за углом, но покемоны принадлежали не супермаркету: они брались в аренду в рекламной компании, работавшей по всему городу. Большая такая фирма по прокату живых кукол обосновалась в центре города и работала на всякие супермаркеты, бутики и прочих торговцев, завлекавших такими методами клиентов. Вечером я уже сидел в офисе и обсуждал условия сотрудничества: мой рост им на самом деле очень понравился, они искали как раз кого-то маленького, возраст их не смущал, и только отсутствие высшего образования вызвало нарекания. Свою же биографию, разумеется, я пересказывать не стал: ещё б я не понимал, какую у них вызовет реакцию упоминание о полуторагодичной отсидке и дополнительных деталях и подробностях! Я что-то навешал им про торговлю на рынке – на неофициальной основе, без всяких документов, и вдохновенный трёп полностью успокоил их и убедил, что со мной можно иметь дело.
Так что на работу я вышел уже на следующий день: выданный костюм банки из-под пива немного жал, но в конце концов я втиснулся в него, и именно с этого пива – кажется, Хайнекен – началась моя новая карьера.
Работа была не самая простая, но хорошо оплачивалась. Предполагалось, что в покемоны должны идти люди с высшим образованием и актёрскими задатками – но где ж таких найдёшь-то? – так что супермаркеты и прочие, заказывавшие куклы, воспринимали нас очень серьёзно. И платили, соответственно, тоже, заставляя по полдня изображать из себя цветастых болванчиков. Это было совсем непросто: в любую погоду, в жару и холод бродить у дверей торгового заведения и всовывать всем подряд яркие раскрашенные прокламации. «Зайдите к нам, и вы будете осчастливлены!» – примерно к этому сводился смысл пёстрой белиберды, которую требовалось всучивать всем проходившим мимо. Я сам терпеть не могу наглого навязывания, когда вас почти хватают за руки и вручают рекламу какого-нибудь магазина, здесь же я оказался в роли приставучей мухи. Мелкой такой мухи, от которой каждый может отделаться одним щелчком пальца, но я – по замыслу организаторов – должен был кружить над каждым из возможных клиентов и оставлять ему свою маленькую каку – рекламный буклет или листовку. Что делал каждый нормальный человек с такой совершенно ненужной ему бумажкой? Правильно, выкидывал в урну, где самое место было этой дряни. Моей же задачей являлось распространение за день – часов шесть или восемь – трёх-четырёх сотен таких бумажонок. Так что вы понимаете: у меня и всех встречных возникал одинаковый интерес: как можно быстрее избавиться от пачек, заботливо сложенных в подсобном помещении. Что же я делал? Да ничего особого: просто я вырабатывал каждый раз маршрут движения, приближенный к урнам. Ну, подходит какой-нибудь человек, а я ему уже подсовываю пачку рекламок, и намекающе киваю на ящик для мусора, готовый принять всю кучу. Ну и время от времени сам подкидываю туда кое-что по мелочам, когда за мной явно не следят и можно расслабиться и существенно облегчить себе работу.
В остальном же – когда погода стояла тёплая, но не жаркая – ничего особо сложного. Покемонские костюмы были хорошо утеплены, и в жару, конечно, мне приходилось совсем непросто. Я, кстати, сильно потею, и соответственно много пью, так что об этом приходилось заботиться специально. Так же как и о том, где слить накопившиеся излишки: зрелище писающего банана вызывало в общественных сортирах дикий смех и заставляло малолетних наглецов спрашивать – а не сок ли истекает у меня с конца пипки? – так что спокойной такую работу назвать было никак невозможно. На предложение же отведать сок, которое я давал наглецам, мог последовать смех, а можно было получить и пинок под жопу. Мелкий такой шкет, стеснённый напяленным барахлом и абсолютно не способный ни убежать, ни дать отпор: именно так я выглядел тогда.