Хорошая примета

Матуш Катя

Главное, что мой начальник не против перекроить все расписание под матчи. Работа теперь позарез, запросы растут в геометрической прогрессии. Косметика натуральная слишком дорогая, из-за маминых пирогов пол шкафа на меня уже не налазит, еще и на свадьбу копить.

Тишу мои плюс пять килограмм за время сессии очень порадовали, жамкал меня тогда, чуть в пюре не перетер, а как сам, так “отвали, Мила, я больше не ем”. Долго он еще собирается этой стройной березкой ходить? Ждет, пока на руках меня удержать не сможет? Один раз удачу на кровати мы уже попытали,

только чудом спохватились полуголые и злые, я еще и виновата оказалась, ведь, как выяснилось, у меня голова в такие моменты должна лучше соображать. С какого это только перепугу интересно?!

Тихомир прикрыл лицо ладошкой и рассмеялся. Я уронила вилку. И давно его неприкрытое счастье меня больше пугает, чем радует?..

— Тиша, что такое? Ты нормально себя чувствуешь?

— Отлично, — отвернулся он к окну.

Глаза так блестят, будто сейчас заплачет. Температура?

— Точно? Как-то ты неважно выглядишь…

— Я-то? Ты бы себя сейчас видела.

— А я что, — бегло осмотрела я себя и спохватилось. — У меня все нормально! Ни насморка, ни кашля, никаких предпосылок.

Парень прикрыл лицо двумя руками и заржал.

— Ты такая смешная, — выдал он.

Красный и счастливый, как во время финала! И что во мне такого смешного, что его аж потряхивает? Никак все из-за округлившихся щёк. Вообще-то, я надеялась стать для него самой красивой и соблазнительной, а не смешной…

— Хватит уже, — ворчала я, разглядывая сырники.

И зачем целую порцию взяла, надо было половину попросить.

— Давай ешь уже быстрее, — подвинул он мне тарелку ближе, склонился и глянул на небо. — Уже заканчивается.

Желание загадать хочет. Первая половина дня обещала ясный и теплый вечер, и свезло же этому хвостатому. Никак потому весь день с серьезной рожей и ходил, — грозу вымаливал.

Тиша любил дождь, радуги, любил сюрпризы, меня любил, наши прогулки и пикники, любил слушать, как я сплю, и с каждым днем ему все труднее было это скрывать. Вчера меня на перекрестке от столкновения спасал, и могу поклясться, что рука на плече задержалась на пару секунд дольше, чем того требовала ситуация.

Я спрятала довольную улыбку за салфеткой. Отличная была стратегия, — не мешать. Подыгрывать, конечно, я ему тоже не собиралась, все так же ныла и стенала, но все больше про себя.

Глядишь, Тиша наконец-то свыкнется с мыслью, что нас уже ничто не разведет и заживем, как нормальные люди. Мы и так ссоримся, спорим, и я даже ною иногда, а ведь никаких лестниц наши объятия точно не коснулись. Ничего ему не екает? Логика-то потерялась, ведь зачем мы вообще все это так строго соблюдаем, если оно и без плохих примет иногда не сладко.

Тихомир встал и протянул мне руку:

— Идем? — улыбнулся он.

Я скользнула взглядом к барной стойке. Мы тут, вообще-то, не одни…

— Идем, — боязно я приняла руку, без которой и так бы встала, и без которой вставала с этого стула вот уже раз сто.

Мы вышли на улицу, и я уж испугалась, что сейчас под одним зонтом

пойдем, но мы стандартно рассредоточились по своим. В голову пробирался мерзкий червяк не самых приятных мыслей. А вдруг, это послабление в Тишином поведении совсем не от любви, а наоборот? Просто он теперь меньше мной дорожит, вот и смеется?

— Милослава.

Я оторвала взгляд от луж:

— М?

— Что случилось? О чем ты там думаешь? От любви до ненависти уже пятый раз швыряет, — усмехнулся он.

— О, так это я все о тебе, что не понятного?

— Не надо меня ненавидеть, я тебя люблю.

— Может мы тогда в гостинице посидим, пока дождь не кончится? Вроде не гремит больше.

— Нет.

Я закатила глаза и усмехнулась. Ну теперь хоть понятно, почему как только польет, так мы сразу на улицу бежим. И было бы в этом свое удовольствие, под зонтом же и спрятаться можно, и за руки взяться, и народу не много, так нет же! Примета ведь все равно плохая.

— В парк?

— Да, хочу до набережной дойти.

— Радуги уже не будет, — сдвинула я зонт. — Солнце почти зашло.

— Не страшно. На прошлых выходных была.

— Ага, то-то у нас передозировка случилась, — припоминала я тот случай на кровати.

— Это все ты виновата, радуга тут не причем.

Тихомир улыбнулся, хотя я уже испугалась, что вякнула не подумав, и он опять рычать начнет. Это ж надо. Да я тоже дожди теперь люблю…

Парк пустовал, редкие прохожие в дождевиках спешили скрыться под навесами и пушистыми ветвями. Деревья налились силой и в сумерках яркая свежая зелень мягко переливалась изумрудами. Свежо и тихо, Тихомир, должно быть, в восторге. После грозы вся пыль оседает, запах влажной земли становится острее. Гроза ведь сродни первым лучам новорожденного Коляды, обновляет мир вокруг.

Мы вышли на набережную и не спеша побрели к смотровой. Тиша сложил зонт и опять начал посмеиваться:

— Очень красивые сапоги, Мила. Яркие, прям что надо.

— Ну да, — глянула я на ноги и обернулась. — Будешь меня теперь не только чуять, но и видеть!

Я захлопнула рот и отвернулась. А он почему линзы не снял?.. Забыл? Может сказать, мало ли, сейчас как поймет, начнет паниковать, опять ругаться будем. Здесь-то он их не снимет никак, там такой ритуал, что мне даже смотреть страшно.

И никакие его линзы не антибликовые, а просто крашеные, чтоб их видно хорошо было в контейнере или на пальце. Желтый, как выяснилось, для слабовидящих особенный цвет, когда я покупала сапоги об этом как-то не думала, а теперь будто для него старалась.

Может как-то подсознательно происходит? Ведь вся жизнь теперь на желтоглазый ориентир.

— Тихомир, да ты мой маяк, — засмеялась я.

— Это хорошо.

Тиша остановился у того самого места, где мы первый раз друг друга укусили, сразу зашел ко мне за спину и стиснул. Я сжалась. Погода, конечно, не шепчет, но люди здесь, вообще-то, все равно есть. Собачкам так-то все равно, они всегда гулять хотят. Как волки.