Хорошие деньги
Шрифт:
"Теперь, кажется, я все свое вспомнил, – рано утром подошел Василий к окну. – Что дальше? Как я должен жить? Я чувствую, что меня еще тянет к Коровкину – он должен принести мне деньги. Деньги!.. А вдруг возьму? Как за окном бело! Хочу на улицу, противно сидеть в этой
– Здравствуй, Васек, здравствуй, мой пригожий. За деньгами идешь? Возьми, возьми свою долю.
– Мне страшно жить, – отстранил Василий руку Коровкина с деньгами.
– Что с тобой? Возьми деньги – они тобою честно заработаны.
– Честно! Я варю солдатам бурду, примешиваю в котел всякую гадость, чтобы скрыть кражу, а вы… про честность?
– Говори тише. – Прапорщик прищурился на проходивших мимо солдат и офицеров. – Что с тобой стряслось?
– Я вам сказал – мне страшно. Я самого себя стал бояться. Разве я так хотел жить?
– Говори тише. – Прапорщик был, как обычно, спокоен и суховато-строг. – Чего ты боишься? Разоблачения?
– Нет! Если меня раскусят и посадят, я буду только рад.
– Глупец! Чего же ты боишься?
– Себя!
– Говори, наконец-то, тише. Вытри слюни и сожми зубы. Я так живу. Ты думаешь, что я толстокожий, что мне не бывает мерзко?
– Я больше не могу!
– Молчи! На больше! – Коровкин протянул Василию пачку денег. – Бери!
– Нет.
– Бери.
– Нет!
– Я тебя, Василий, понимаю. Ты еще не раз будешь метаться. Меня тоже крутило, душа заявляла о себе, но теперь я – волк. Когда мне горько, я не просто плачу – вою. Закроюсь и вою…
– Коровкин, я убью тебя.
– Не убьешь. Потому что ты хочешь хороших денег, мой романтичный слезливый мальчик. Мы восхищаемся благородными книжными героями, мучаемся нередко от мерзости и низости того, что творим, – и что же? Мы все те же – новые старые люди. Ты возжелал чистенькой жизни? В тебе пробудилась совесть? Наивный теленок! Ты поживешь на свете еще лет десять-пятнадцать и с горечью поймешь и убедишься, что совесть, благородство и другая чепуха – всего лишь темы для умных и хитрых разговоров. И ведут их чаще всего те, кто алчет отхватить от жизни самый большой лакомый шматок. Обманывают этими разговорчиками бдительность других, таких телят, как ты. Так было и будет. На том стояла, и будет стоять жизнь – настоящая, не придуманная.
– Врешь, Коровкин.
– Нет, не вру.
Прапорщик близко склонил к Василию свое подрагивающее улыбкой лицо:
– Возьми деньги, Василий.
– Нет, не возьму. Знаешь, Коровкин, что я сейчас сделаю?
– Что? – вытянулся прапорщик.
– Пойду в казарму к ребятам и все про нас с тобой расскажу.
Коровкин молча смотрел на Василия. А Василий, прижмурившись, всматривался в неясную заснеженную даль улицы, по которой к нему шла – Александра.
– Вернулась, – сказал он. – Переживает.
– Что? – спросил Коровкин, пытаясь заглянуть в глаза Василия.
Но он не ответил – пошел навстречу Александре.