Хорошие девочки тоже лгут
Шрифт:
– Я… э-э… простите, – говорит она. – Кажется, я ослышалась. Что вы сказали?
– Люк здесь, – уже не так уверенно повторяет администратор.
Ребекка морщит лоб.
– Должно быть, произошла какая-то…
– Нам нужно несколько минут, чтобы просмотреть меню, – перебиваю я прежде, чем прозвучит слово «ошибка». Выхватив оба меню из рук администратора, с извиняющейся гримасой на лице опускаюсь на стул напротив Ребекки. – Привет, – вяло добавляю я. – Как дела?
Ребекка просто молча на меня смотрит.
– Приятного аппетита, – бормочет администратор и уходит.
А я даже не могу поднять взгляд
– Кто ты? – наконец интересуется она.
– Лиам Руни. Сын Люка.
– Сын Люка? Но тебе же не…
– Пять лет? Нет, и уже давно.
Я делаю еще глоток воды, но в горле так пересохло, что это не помогает.
– У тебя есть младший брат или…
– Нет. Я единственный ребенок.
Ребекка склоняет голову набок. Я почти вижу, как работает ее мозг, пока она сравнивает сидящего напротив семнадцатилетнего подростка с фотографией из детского сада, которой Люк поделился с ней во время общения на сайте знакомств.
И с самим Люком. Сходство поразительное. Те же растрепанные золотисто-каштановые волосы и ярко-голубые глаза, а улыбка, от которой на щеках появляются ямочки, словно обещает, что я вот-вот раскрою какой-то важный секрет. У нас с отцом открытые лица, которые привлекают людей, и он в полной мере этим пользуется.
– А как насчет… – Ребекка настороженно замолкает.
– Рака? У меня его нет и никогда не было. Я не лечусь в детской больнице в Бостоне. Нет никакой экспериментальной операции, которая могла бы спасти мне жизнь, будь она покрыта страховкой. – Я допиваю остатки воды и добавляю то, ради чего сюда пришел: – Значит, вам незачем давать деньги моему отцу.
– Он не просил… – начинает Ребекка и поджимает губы. – Понимаю. Хочешь сказать, он попросит.
– Как и всегда.
Пока я рос, то порой задавался вопросом, как отец обеспечивал себя, даже не пытаясь притворяться, что работает. Впрочем, в то время меня это не касалось. Мама с Люком развелись, когда я был совсем ребенком. И после того, как он в один из выходных отвез меня в Вегас, чтобы жениться на женщине, с которой едва познакомился, и потерял из виду на целых шесть часов – вместе с ее четырехлетней дочкой, – мама запретила ему ко мне приближаться.
Люк не спорил, и мы с мамой больше десяти лет жили счастливо вдали от него в Мэриленде. Время от времени он просил у нее денег; мама всегда удаляла эти электронные письма, отделываясь небрежным «Исключено». Для меня Люк был сродни карикатурному персонажу – некий отец-негодяй, не давший сыну ничего, кроме собственной внешности.
Но полгода назад мама погибла в автомобильной катастрофе, и весь мой мир рухнул.
Прежде я не знал, что такое горе. Ни разу не терял столь близкого и любимого человека и не мог себе представить, как дальше без нее жить. Несчастье полностью сломило меня, и я даже не особо переживал, когда судья передал опеку надо мной Люку.
Я не спрашивал, почему он согласился меня взять, и лишь недавно задумался, что, возможно, отказ вызвал бы слишком много проволочек и ему пришлось бы еще больше времени торчать в зале суда.
– Сколько я переписывалась с тобой? – сухо спрашивает
– Только после приглашения на ужин, – признаюсь я.
На профиль Люка в «Рождении любви» я наткнулся случайно: телефон разрядился, и я взял его ноутбук, чтобы узнать погоду. Он не вышел из аккаунта, и на экране все еще высвечивалось окно чата. Поняв, что это сайт знакомств, я чуть не выключил ноутбук. Меньше всего мне хотелось совать нос в личную жизнь отца. Но потом взгляд зацепился за фотографию, с которой улыбался я – еще детсадовский ребенок, во рту которого не хватало зубов. «Не знаю, как я буду жить, если его потеряю», – писал Люк какой-то женщине, предшественнице Ребекки. Несколько раз прочитав весь их разговор, я в полной мере осознал, что отец использовал меня в качестве приманки.
Через два месяца после переезда к Люку горе сменилось оцепенением, и я жил словно во сне. Долгое время все вокруг казалось слишком унылым, так что я сперва даже не узнал эмоции, нахлынувшие на меня горячей волной.
Потом осенило: это ярость.
Приятно, что меня вновь хоть что-то взволновало – пусть даже осознание того, что мой отец мошенник и подлец. И я решил как-то поправить ситуацию.
Вот только не думал, что стану испытывать такую неловкость.
– Я чувствую себя полной дурой, – признается Ребекка, убрав руки от бокала с вином. – Хочется думать, что я не дала бы ему денег, но… кто знает. Он умеет убеждать. – Заметив мой кивок, она уточняет: – Люк и раньше так делал?
– Несколько раз. – Насколько мне известно.
– Ему место в тюрьме, – с горечью говорит Ребекка.
Вы можете выдвинуть обвинение. Я пришел сюда отчасти затем, чтобы предложить ей такой выход. Пусть притворится, что сегодняшнего вечера не существовало, и продолжит переписываться с Люком. Даст ему возможность самому себя утопить. Я, конечно, не эксперт, но ведь его поведение совершенно незаконно, верно? Так пускай гниет в тюрьме. А я тем временем постараюсь убедить маминого брата, дядю Джека, досрочно завершить работу в организации «Врачи без границ» и вернуться домой.
Однако теперь слова застревают в горле. Дело вовсе не в преданности отцу, и все же… что-то меня останавливает. «Он отдал мне лучшую часть себя, – говорила мама, когда ее подруги смешивали Люка с грязью. – Подарил Лиама, так что я буду к нему снисходительна». Трудно сказать, какого поступка она ждала бы от меня сейчас.
Прежде чем я успеваю все как следует обдумать, Ребекка начинает собираться.
– Наверное, мне нужно тебя поблагодарить, – замечает она, хотя в ее голосе нет и намека на признательность. Вполне ожидаемо. Вероятно, эта женщина уверена, что сын пошел в отца. Впрочем, несколько смягчившись, она добавляет: – Я ухожу. Давай куплю тебе что-нибудь навынос?
Господи, нет. Не хватало еще, чтобы она тратила на меня деньги. Убраться бы отсюда поскорее.
– Ничего не нужно, спасибо. И… простите.
– Тебе не за что извиняться. – Ребекка поднимается на ноги. – Кроме несчастья родиться сыном Люка Руни. – Чуть помедлив, она уточняет: – Как тебя зовут? Лиам, ты сказал?
– Да.
Достав из сумочки кошелек, Ребекка кладет на стол рядом со своим бокалом двадцатидолларовую купюру.
– Что ж, удачи, Лиам. У меня такое чувство, что она тебе понадобится.