Хорошие парни не всегда бывают первыми
Шрифт:
– В таком случае начнем. Вы были знакомы с Северцовым до того, как попали в этот круиз?
– Нет. Я впервые увидел его в самолете, когда мы летели в Токио.
– А в Токио вы с ним не общались?
– Нет. Кажется, нет. Только здоровались, когда встречались в ресторанах.
– Кого из пассажиров вашей группы вы знали до того, как сесть в самолет, вылетавший в Токио?
– Никого. Я знал только Лилию Леонидовну, так как оформлял у нее нашу поездку.
– К вам в Токио присоединилась еще группа прибалтов, – напомнил Дронго, – четыре человека. А из них вы
– Нет, никого, – слишком быстро заявил Помазков, – они вообще летели не с нами. Они прилетели из Франкфурта и только случайно попали в наш самолет, вылетавший на Таити. Но я никого из них не знал.
– Понятно. А вчера вечером вы были на верхней прогулочной палубе?
– Кажется, был. Точно не помню. Я вообще старался обойти весь наш лайнер, чтобы все посмотреть. Интересно. Когда еще можно будет сюда попасть.
– Сегодня днем вы сходили на берег?
– Да, выходил. И даже купил разные безделушки. Там было очень забавно.
– Почту видели?
– Нет, не видел. А где находилась почта?
– В конце улицы. Никого из вашей группы вы не видели?
– Только Слепакову. Она была одна. Больше никого не видел.
Дронго подождал, пока Лилия Леонидовна закончит все переводить. И затем задал следующий вопрос:
– Значит, никого из прибалтов вы не знаете?
– Нет, – ответил Помазков. Он уже немного успокоился и даже сдвинулся к спинке стула, усаживаясь более удобно. И в этот момент Дронго его спросил:
– Вспомните еще раз. Может, вы знали кого-нибудь из вашей группы или из группы прибалтов, прибывших в этот круиз, до того как полетели в Токио.
– И вспоминать нечего. Никого, – уже более решительно заявил Помазков.
– Дело в том, что вчера днем я тоже был на смотровой площадке десятой палубы, – сообщил Дронго, – и если вечером я не заметил вашего присуствия, то днем услышал, как вы разговаривали с одним из пассажиров.
Помазков покраснел. Пятна на его щеках стали отчетливо красными.
– И я абсолютно случайно узнал голос человека, который с вами говорил, – продолжал Дронго, – перепутать было нельзя. Вы говорили по-русски, очевидно, решив, что вас никто не услышит. И этот человек говорил с очень характерным эстонским акцентом.
Помазков был уже красного цвета. Он умоляюще смотрел на Дронго, словно ожидая, когда тот замолчит. Но тот собирался продолжать.
– Этот человек спросил у вас, может ли здесь произойти нечто, неизвестное мне. И вы ему ответили, что не знаете и ничего не понимаете. Более того, вы сказали, что недовольны тем, куда вас привезли. Я отчетливо помню, что вы говорили про кучу денег, которую потратили, чтобы сюда приехать. Вы еще сказали, что собираетесь каким-то образом вернуть свои деньги. А ваш собеседник предложил никому не говорить, что вы знакомы. Вспоминаете?
Туманова продолжала бубнить, а Помазков растерянно смотрел на Дронго, не зная, что именно ему нужно отвечать. Молчание затягивалось, Помазков нервничал, не понимая, как ему себя вести. Туманова с любопытством смотрела на него.
– Не молчите, – посоветовал Дронго. – Что-нибудь скажите, чтобы мы вам поверили.
–
– Было личным, – согласился Дронго, – пока вы не стали лгать. И пока здесь не произошло два убийства подряд. Я точно помню, как вы назвали Северцова «сволочью», а ведь вы только что сказали, что раньше не знали его. И про вечно меняющиеся правила игры вы тоже сказали. Я могу узнать, о какой игре вы говорили, почему так нелестно отозвались о Игнате Никодимовиче и по каким причинам так тщательно скрывали сам факт своего знакомства с господином Талвестом? И каким образом вы собирались вернуть свои деньги, потраченные на эту поездку? Желательно, чтобы вы отвечали на все вопросы, по очереди.
– Я... мы... они... – Вадим Помазков тяжело задышал. Глаза у него наполнились слезами.
– Я не виноват, – пробормотал он, – честное слово, я ни в чем не виноват.
– Успокойтесь, – посоветовал ему Дронго, – не нужно так нервничать. Пока мы не обвиняем вас в убийствах. Мы хотим лишь понять, почему вы нам солгали и какая игра тут происходит?
– Это все Юлиус Талвест, – выкрикнул Помазков, – это он все придумал. Это он предложил мне отправиться в эту поездку. Я ничего не знаю, ни в чем не виноват, – он заплакал.
Дронго поднялся, наполнил стакан водой, принес ему. Помазков жадно выпил воду, кивнул в знак благодарности. На него было жалко и противно смотреть.
– Я не думал, что все будет так страшно, так ужасно, – пробормотал он, – я ничего не предполагал.
– Успокойтесь, – снова повторил Дронго, – и давайте спокойно поговорим.
– Я не хотел, – повторил Помазков.
– Начнем с этого. Чего вы не хотели?
– Не хотел сюда лететь. Понимал, что это опасно, втягиваться в такие игры. Очень опасно.
– Давайте сразу про игры. Какие игры?
– Они... мы... они...
– Мы вас слушаем.
– Они собирались совершить здесь какую-то большую сделку, – выдавил Помазков, – собирались продать камни, которые им удалось переправить через Зигнитиса на Запад. И мы с Юлиусом знали, что они прилетят сюда все вместе, чтобы встречаться с нужным им клиентом и продать эти камни.
– Уже лучше. Откуда вы об этом узнали?
Помазков отвернулся и замолчал.
– Опять играем в молчанку? – добродушно спросил Дронго. – Или мне напомнить, как вы назвали Северцова «сволочью»?
– Не нужно напоминать, – выдохнул Помазков, – он действительно был не очень хорошим человеком. Но это неважно. Юлиус уговорил меня записаться в этот круиз, чтобы потом поговорить с Зигнитисом. Юлиус часто выполнял поручения Зигнитиса, перевозил камни из Риги в Берн, Цюрих, Женеву. Зигнитис сам предложил ему поехать в этот круиз в качестве своебразного телохранителя.
– Судя по всему, он не очень хорошо исполнял свои обязанности, – заметил Дронго.
– Он считал, что можно будет припугнуть Зигнитиса и получить с него определенный процент. Но для этого он сам не годился и предложил поехать мне. А я согласился.