Хорошие парни не всегда бывают первыми
Шрифт:
– На основании чего? – спросил Дронго. – Мы не нашли ни орудия убийства, ни свидетелей. Он прилетел сюда по просьбе Зигнитиса, что само по себе не является преступлением. Затем он, возможно, следил за Северцовым и самим Зигнитисом. Это тоже не преступление. Его возможная попытка шантажировать своего бывшего шефа также не преступление. Он только намеревался, а это не является уголовно наказуемым деянием по законодательству Франции, так как неосуществленное деяние не может быть приравнено к совершенному. На каком основании вы будете считать его возможным убийцей?
–
– Это тоже не доказательство, – возразил Дронго. – В истории нашей страны, я имею в виду Советский Союз, уже были тридцатые годы, когда считалось, что признание вины обвиняемым и есть главное доказательство. Это привело к массовым нарушениям законности, к пыткам, оговорам, несправедливым судебным разбирательствам. А если он захочет спасти кого-то, чтобы оговорить самого себя, об этом вы не подумали?
– Зачем? Какой нормальный человек в здравом уме будет оговаривать сам себя? – не понял Миго.
– Ах, господин Миго, как хорошо жить на Таити. Боюсь, что вы еще не сталкивались с подобными преступлениями. Я могу пояснить. Предположим, что убийца сумел узнать номера банковских ячеек и пароли, где хранились драгоценные камни. Что может сделать Талвест в таком случае? Он оговаривает сам себя, чтобы отвести внимание от основного преступника. Пока мы будем разбираться с Талвестом, преступник покидает корабль, летит в Швейцарию и становится баснословно богатым человеком. Откуда присылает признание в убийствах для вашего суда. Или для доказательства нож, которым был убит Северцов, с отпечатками пальцев реального убийцы.
Любой французский суд присяжных сразу оправдает Талвеста, а до настоящего убийцы уже невозможно будет добраться. Он спрячется где-нибудь в такой стране, откуда его не выдадут, или поменяет документы. Талвест приедет к нему, и оба будут выглядеть победителями. А мы дураками. Возможен такой вариант самооговора господина Талвеста?
– Я даже не слышал, что такое возможно, – признался Миго. – Но я начинаю думать, что вы правы. У нас на Таити не бывает таких запутанных и жестоких преступлений.
– Поэтому ваши места называют «райскими», – пошутил Дронго.
В дверь осторожно постучали.
– Это Талвест, – испуганно охнула Туманова, – будьте осторожны. У него может быть оружие.
– Все пассажиры летели сюда через несколько аэропортов, – добродушно заметил Дронго, – и никто не смог бы пронести оружие.
– А нож? – напомнила Лилия Леонидовна.
– Нож можно проносить в сдаваемом багаже, – ответил Дронго, – он не запрещен к ввозу в любую страну.
Он подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла Нина Слепакова. Она взглянула на Дронго.
– Меня сюда вызвали, – сказала она.
Глава пятнадцатая
Дронго сделал шаг в сторону, пропуская женщину в каюту. Она была в светлых брюках и шелковой блузке. Войдя, она поздоровалась с Тумановой и Миго. Дронго все еще стоял у дверей, словно не зная, как именно ему следует поступить.
– Что вы стоите? – спросил его
Он закрыл двери и прошел к столу. Посмотрел на сидевшую перед ним женщину. Увидел цвет ее глаз. И уселся напротив. Взглянул на Миго. Начинать нужно было с традиционного вопроса, который мог вызвать смех и у Нины, и у переводивший Тумановой. Но не задать этого вопроса было нельзя.
– Где вы провели сегодняшнюю ночь? – мрачно спросил Дронго. Он услышал сдавленный смешок Лилии Леонидовны и предпочел сделать вид, что ничего не услышал. Но ответ Слепаковой его поразил.
– У своего друга в каюте.
Черт бы ее побрал. Ну почему нельзя было ответить, что она спала в своей каюте. Можно было сразу перейти к другим вопросам. А теперь нужно задавать следующий.
– У какого друга? – спросил Дронго, стараясь не смотреть на нее.
– У мужчины, которому я полностью доверяла, – спокойно пояснила Нина, – который настолько порядочный, что не захотел даже говорить обо мне, когда у него проводили обыск.
– Не переводите последние слова, – попросил Дронго, повернувшись к Лилии Леонидовне. – Откуда вы знаете про обыск? – спросил он.
– Мне рассказали, – загадочно ответила Нина. – Неужели вы не могли сказать, что были не одни?
– Давайте перейдем к допросу. Итак, вы были в другой каюте со своим другом. Можете назвать его имя?
– Конечно. Мне нечего скрывать.
Дронго оглянулся на Туманову. Та пожала плечами и перевела слова Слепаковой, как «не могу назвать его имя».
– Давайте закончим этот балаган, – предложил Дронго, – я уже оценил и ваше благородство. Перейдем к другим вопросам. Вы слышали, что произошло сегодня на острове?
– Говорят, что произошло второе убийство подряд. – Она выглядела достаточно спокойно. – Насколько я слышала, задушила латышского ювелира.
– Да, все правильно. Вы сходили сегодня на берег?
– Конечно. Но я вышла только на полчаса, не больше.
Она услышала, как переводит Туманова, и, обернувшись к ней, поправила Лилию Леонидовну.
– Вы не совсем правильно перевели. Я сказала «на полчаса», а вы перевели «на несколько часов». Это большая разница.
– У меня получилось случайно, – нахмурилась Туманова. – А вы так хорошо знаете французский язык? Может, вы, наконец, меня замените.
– Нет, – улыбнулась Нина, – каждому свое. Итак, господин Дронго, какие у вас еще вопросы?
– Когда вы сошли на берег, вы видели господина Помазкова?
– Нет, не видела.
– Вы кого-нибудь вообще видели из вашей группы?
– Нет, никого. Из наших никого. Но я видел убитого Зигнитиса.
Туманова не успела перевести, как Миго вскочил со своего места и подошел ближе. Он услышал фамилию и понял, о чем она сказала.
– Он был один? – спросил Миго по-английски.
– Нет, – ответила ему тоже по-английски Слепакова, – он был не один. Рядом с ним стоял молодой Юлиус Талвест. Они вдвоем о чем-то говорили. И потом ушли куда-то в другую сторону, в конец улицы, туда, где был супермаркет.