Хороший день, чтобы стать чудовищем. Сборник рассказов
Шрифт:
– Брэк! – гаркнул он и резко закрыл за собой дверь.
Хлопок подействовал отрезвляюще. Противники расцепились.
Наступила тишина – все, кто находился в комнате, молча ожидали какой-то Томашевой реакции, а до меня тем временем понемногу начал доходить смысл происходящего. Листами раздора, по-видимому, являлся недельный доклад, с которым надо было идти к одному из заместителей директора, большому хаму, свинье и просто страшному человеку, нашему местному чудовищу – Петеру Гмызе. С ударением на «ы». Это к нему в кабинет надлежало заходить спиной вперед, предварительно
Шутки шутками, а для простого смертного встречи с ним были чреваты не просто унижением достоинства, но и реальной перспективой депремирования в квартал и даже понижения в должности. Бывали и такие случаи, редко, но бывали. Всё зависело от характера новости, которую приносил простой смертный, и секундного настроения чудовища.
От нашего отдела туда по обыкновению ходил Матысек Печка, у которого на Гмызу выработался своеобразный иммунитет, но Матысек сегодня оказался в командировке, и вот…
– Не пойду… – нарушил тишину Йиржи.
Мы все ещё молча смотрели на Томаша, а Томаш на нас.
– Чудовищу нужна жертва, – задумчиво произнес он, – с докладом пойдет… – Томаш обвел глазами комнату, – Йожин. Это не обсуждается.
Я глазом моргнуть не успел, как Янота сунул мне в руки злосчастные листы, и через секунду сердце моё опустилось в пах.
Судя по крику, доносившемуся из-за двери, в кабинете у Гмызы кто-то был.
– У товарища заместителя директора кто-то есть? – спросил я пожилую секретаршу, эдакую мисс Марпл, надеясь хоть на немного отсрочить момент расправы.
– Нет, он по селектору говорит, – отозвалась «мисс Марпл», – заходите, он вас ждёт.
Я набрал воздуха в лёгкие, затем без остатка выдохнул то, что вдохнул и дернул на себя никелированную ручку двери, за которой меня ожидало голодное чудовище. Времени, чтобы представить его отрубленную голову на серебряном подносе, или ещё что-нибудь, способное поднять мне настроение, не было. В тот момент, когда я переносил свое тело из предбанника, где сидела секретарша, в собственно логово, на меня обрушилась целая груда непонятных ощущений, которые потом были квалифицированы мной как… страх.
– Если ты, товарищ Земан, до конца месяца вопрос не решишь, – рычал Гмыза в небольшую черную шишку на тонкой ножке, – я твои окорока с твоим креслом мигом разлучу…
– Будет исполнено, товарищ заместитель директора! – отвечал подавленный, но до конца не сломленный голос из динамика.
– …и найду для него другие, помягче…
– Так точно, товарищ заместитель директора!
– …а тебя обратно в прорабы, где тебе самое место…
– Да, товарищ заместитель директора!
– Что ты меня все время перебиваешь! – сорвался на крик Гмыза. – Работать надо, а не перебивать! Завтра в это же время позвоню, доложишь, что за день сделал…
– Понял, товарищ заместитель директора! – после небольшой паузы ответил динамик.
– Понял, товарищ заместитель директора, – скривившись, передразнил
– Всего лучшего, товарищ заместитель директора! – ответил голос и отключился.
Гмыза нажал на клавишу на переговорном устройстве и, наконец, обратил свое внимание на меня.
– Кто? – рявкнул он.
Я представился и протянул ему папку с отчётом.
– Садись, – немного мягче сказал Гмыза, внушив мне толику ложной надежды, что всё обойдется.
Я сказал: «Спасибо» и сел на самый краешек хлипкого стула без подлокотников, который слегка подо мной прогнулся. Я подумал, что это наверняка сделано для того, чтобы я, или кто-то другой, пришедший сюда на расправу, не был уверен ни в чем, ни в своем теперешнем положении, ни в прочности стула, на котором сидит. Чертовски умно придумано, кстати. Пока я разбирался со стулом, Гмыза взялся за отчёт.
Со стороны он был похож на старого члена КПЧ, которому вместо «Руде право» подсунули подшивку польской «Солидарности» или какой-нибудь подрывной «Самыздат». По мере того, как Гмыза продвигался по документу, с каждой перевернутой им страницей, лицо его становилось всё страшнее и страшнее, и к концу он стал неотличим от одного из монгольских демонов, марки с которыми я собирал в детстве.
– Получается, никто не знал, что вокруг Визовице полно болот? – прорычал Гмыза. – Какой идиот туда тяжелую технику загнал? А? Я тебя спрашиваю!
И тут я сказал одну из самых глупых вещей в своей жизни:
– Честно говоря, я не в курсе, товарищ заместитель директора, это не мой участок…
– Что значит, не в курсе? – заорал Гмыза, став похожим сразу на всех монгольских демонов, марки с которыми я собирал в детстве, – что значит, не в курсе, я тебя спрашиваю!
– Это не мой участок… – повторил я, – вот я и… и не в курсе, товарищ…
– Значит, езжай туда и войди, твою мать, в курс! Понял меня?
Мой страх перед чудищем, превысивший к этому времени все разумные пределы, вдруг совершенно неожиданно испарился. Исчез. Перестал существовать. Я представил, будто одет в черное кимоно, в руках у меня кривой японский меч, и через секунду я нанесу точный диагональный удар, и голова моего мучителя, весело прыгая по паркету, покатится в сторону огромного фикуса в углу, а укороченное его тело мокрым матрацем плюхнется в другую сторону, к окну, и разольётся по паркету чёрная кровь чудовища… А я подставлю какую-нибудь ёмкость под булькающую струю – хотя бы вот эту чашку с его стола – наполню её до краёв, поднесу к губам, и на одном дыхании выпью до самого-самого дна…
– Я вас понял, товарищ заместитель директора, – спокойно ответил я, – разрешите выехать сегодня?
Гмыза осёкся. Посмотрел на меня внимательно, как в зоопарке смотрят на экзотическую зверюгу, встал, подошёл ко мне (я тоже вскочил и инстинктивно опустил руки по швам) и протянул мне свою узкую ладонь.
– Возьмите мою служебную машину, – сказал он совершенно ровным голосом. – Счастливой дороги.
Я попрощался, медленно вышел из кабинета, бросил «мисс Марпл»:
– Гуд бай! – И пошел оформлять командировку.