Хороший день для настоящей свадьбы
Шрифт:
— Разве такая кровать не доставила тебе удовольствия?
Я небрежно машу рукой.
— Я не привыкла к завыванию в трубах в старых домах.
Алекс снова опускается на стул.
— Завывание труб? Тебя беспокоили трубы?
— Да, и плач ребенка.
Одна бровь выгибается дугой.
— Что?
— В доме разве нет ребенка?
Он странно смотрит на меня.
— Насколько мне известно, нет.
— Все это странно, потому что я могу поклясться, что слышала плач ребенка прошлой ночью.
Он потирает
— Я никогда ничего подобного не слышал, но некоторые люди говорят, что старые дома пугают их звуками скрипящих половиц, когда они остывают, и старых труб, стонущих и плачущих. Наверное, именно это ты и слышала.
Мне хотелось, чтобы он рассказал мне о ребенке где-то в доме и о том, как звук отдается эхом и разносится по старым домам, но мне кажется, что его история более правдоподобная, что трубы издают подобные звуки, чем мысль о том, что в моей ванной комнате есть ребенок-призрак. Кроме всего прочего, Ледяные Сестры не удержались бы упомянуть о ребенке-призраке, раз уж сказали о призраке сумасшедшей тети.
— О. А... а где же все остальные? — Спрашиваю я, чтобы сменить тему разговора.
— Бабушка больше не спускается к завтраку. Вообще-то она обычно не покидает своих покоев раньше полудня. Я понятия не имею, где мои кузины, но у меня сложилось такое впечатление, что ты предпочитаешь поменьше сталкиваться с ними, — говорит он с кривой улыбкой.
Я энергично киваю.
Алекс жестом указывает на боковой столик, на котором накрыт завтрак, достойный короля. Там есть круассаны, грейпфрут, йогурт, мюсли, тосты, джем, мед и почти все ягоды, которые только можно себе представить. В подогреваемых тарелках — бекон, сосиски и пышная яичница-болтунья.
— Я могу попросить повара приготовить тебе то, что ты хочешь, — предлагает он.
— Этого более чем достаточно, — заверяю я его. — Но для начала нужно кофе.
— Позволь мне, — говорит он, вставая прежде, чем я успеваю подняться.
Я смотрю, как он идет через комнату к тележке, которую я не заметила. На тележке стоит кофейник со свежим кофе и чаем, а также рядком молочник, сахарница и сиропы.
— Как в отеле, — смеюсь я, когда Алекс наливает мне кофе.
— Точно. Бабушка гордится тем, что она хорошая хозяйка. Она считает, что ее гости должны чувствовать себя как дома. Сливки и сахар?
— Да, пожалуйста, — говорю я.
Он заканчивает наливать мне кофе, затем наливает себе черный. Темный и терпкий. Совсем как он. Здесь он мне видится совсем с другой стороны. Заботливый, почти нежный, особенно когда он находится рядом со своей двоюродной бабушкой. Я улыбаюсь про себя, вспоминая, как он подхватил ее в воздух вчера на крыльце, когда мы только приехали.
— Что? — интересуется он, поднося мне мою чашку.
Я отрицательно качаю головой.
— Я просто думаю, насколько ты здесь другой.
— Другой? — спрашивает он, приподняв бровь.
— Более милый, — поддразниваю
Он коротко смеется.
— Не думаю, что с тобой слишком многие согласятся.
— Бабушка бы согласилась.
Он медленно улыбается.
— Она знает меня настоящего, но все равно любит.
Я делаю глоток кофе, наслаждаясь насыщенным вкусом, в котором так нуждаюсь по утрам. Поднимаю глаза и вижу, как Алекс с интересом наблюдает за мной.
В его глазах снова появляется голод. Однако он почти сразу же его скрывает.
— Ты ведь любишь кофе, правда?
— О Боже, да, — соглашаюсь я с неловким смешком. — Для меня это очень важно, если ты хочешь, чтобы я связала вместе предложение более чем из трех слов. — Избегая его взгляда, я быстро протыкаю ложкой половинку грейпфрута и кладу дольку в рот. Грейпфрут брызгает во рту терпким соком на язык.
— Сок? — Вежливо спрашивает Алекс. Как будто мы незнакомцы, что собственно и есть.
Я киваю, он наливает мне стакан из инкрустированного хрустального графина. Я благодарно улыбаюсь, сделав глоток. Сок ледяной и такой освежающий.
— Какие у нас планы на сегодня?
— Я хотел выполнить свое обещание и отвести на конюшню. Если ты, все еще хочешь посмотреть лошадей, — говорит Алекс.
— С удовольствием, — с энтузиазмом выпаливаю я.
— Отлично. Мы могли бы даже прокатиться до озера, — говорит он. Он смеется, когда видит ужас, отразившийся у меня на лице. — Что случилось? Разве ты не умеешь ездить верхом?
— Я несколько раз ездила верхом, когда была совсем маленькой. У меня была богатая подруга, у которой был пони, но это было очень давно. Не уверена, что у меня хватит смелости попробовать сейчас, — признаюсь я.
Алекс откидывает голову назад и смеется.
— Ты? Боишься ездить верхом? Синди Форрестер, либо ты просто скромничаешь, либо не знаешь себя.
Когда он так говорит, разве я могу отказаться? И если честно, я не боюсь ездить верхом. Мысль о том, чтобы снова сесть на лошадь после стольких лет, приводит меня в восторг.
— Дело в том, что мне может понадобиться несколько уроков, чтобы я вспомнила…
— Ты никогда не забудешь, как ездить верхом. Как только ты снова сядешь в седло, все вспомнишь. Ты можешь взять Никиту. Она очень спокойная.
— Хорошо, — соглашаюсь я со смехом. — Но не скачи галопом, оставляя меня позади.
— Ах, ты испортила мне все веселье, — насмешливо говорит Алекс.
И то, как он это говорит, заставляет появиться у меня в голове совершенно шальной мысли — мы оба голые и веселимся. Избегая его взгляда, я откладываю грейпфрут в сторону и прохожу к длинному столу. Кладу в тостер четыре ломтика хлеба. Затем беру пару сосисок, несколько ломтиков бекона, кладу их на свою тарелку. Когда тосты выпрыгивают вверх, я кладу их на тарелку и возвращаюсь к столу. И начинаю делать себе сэндвич для завтрака.