Хороший немец
Шрифт:
— И где это происходило?
— Обычно в «Ашингере», [72] у станции «Фридрихштрассе». Там всегда было полно народа. — Большое кафе-закусочная. Джейк сам часто заходил туда перекусить по пути на радиостанцию. Джейк представил, как они притворялись, что случайно встретились, и, потолкавшись в толпе, закусывающей у столиков-стоек, съедали блюда дня на синих тарелках. — Важно было менять места. Ее лицо могло примелькаться. Поэтому в тот день была Оливаерплац.
72
Сеть
— Это был 1944 год?
— Семнадцатого марта, 1944 года. Час тридцать.
— К чему такая точность? — вскочив, спросил защитник.
— Сядьте, — махнул рукой судья.
Крупные облавы начались в 42-м. Два года растворяться в толпе.
— У вас прекрасная память, герр Бен, — сказал обвинитель. — Пожалуйста, расскажите, как дальше было дело.
Гюнтер взглянул в сторону Берни. Тот кивнул.
— Сначала, как всегда, пришел я. Проверить.
— Подсудимая была там?
— В глубине зала. Кофе, газета — как обычно. Потом пришла Марта. Спросила, свободно ли место рядом. Притворство, естественно, чтобы не думали, что мы вместе. Я заметил, что подсудимая посмотрела на нас, и подумал, что нам лучше уйти, но она опять уткнулась в свою газету, и я решил: все нормально. Мы заказали кофе. Еще один взгляд. Понимаете, я подумал, что она посматривает на меня,что, может, она одна их тех, которых я арестовывал — иногда так бывает, — но нет, просто назойливая дамочка. А потом она пошла в туалет. Там есть телефон — я потом проверял — и оттуда она позвонила своим друзьям.
— И вернулась?
— Да, допила кофе. Затем оплатила счет и прошла мимо нас к двери. Именно в этот момент они и пришли за Мартой. Двое, в кожаных пальто. Кто еще в сорок четвертом носил кожаные пальто? Так что я все понял.
— Извините, герр Бен. Вы точно знаете, что обвиняемая звонила им? Каким образом?
Гюнтер опустил глаза.
— Потому что Марта заговорила с ней. Глупый прокол при такой осторожности. Но, в конечном счете, какая разница?
— Она заговорила с ней?
— Они были знакомы. Со школы. Школьные подруги. «Рената, неужели это ты?» — сказала она. Так удивилась, увидев ее. Марта, очевидно, подумала, что она тоже скрывается. Еще одна подводная лодка. «Столько лет, — сказала Марта, — и все такая же». Глупо.
— А фройляйн Науманн узнала ее?
— О да. Узнала. «Вы ошиблись», — сказала она, и это, конечно, была правда. Марте ничего не надо было говорить. Опасно быть узнанной. «Подводные лодки» иногда подвергали пыткам, чтобы найти других, выведать имена. Но она узнала. — Он замолчал, отвел глаза, а затем опять заговорил, быстрее, желая поскорее покончить с этим. — Она попыталась тогда уйти, конечно, но тут вошли эти в пальто, и она не смогла. И вот тут я увидел. Они, один из них, посмотрел на нее.Сначала оглядели зал, ища, а затем посмотрели на нее. Чтобы она им сказала. Она могла бы сказать, что ее нет, только
— А вы? — спросил обвинитель в притихшем зале. — Вы что делали?
— Конечно, люди стали глазеть. «В чем дело? — сказал я. — Здесь какая-то ошибка». А они спрашивают у нее, у грайфера:«Его тоже?» А она, понимаете, не имела представления, кто я такой. Так что они собирались забрать и меня, но меня спасла Марта. «Он — никто, — сказала она. — Мы просто сидели за одним столиком». Никто. И она ушла с ними, пока они не успели сообразить, что к чему. Тихо, знаете ли. Без шума. И даже не обернулась, чтобы не выдать меня.
Джейк выпрямился, в голове заметались мысли. Конечно. Если ты не знаешь свою жертву, тебе кто-то должен показать ее. Могут и ошибиться. Переполненное кафе. Переполненная рыночная площадь. Но спасти Лиз было некому.
— Герр Бен, извините, что снова спрашиваю. Итак, никаких сомнений — вы определенно утверждаете, что видели и слышали, как обвиняемая опознала вашу жену с целью депортации. Женщину, которую она знала. Верно?
— Конечно. Я видел это. — Он посмотрел на Ренату. — Она послала ее на смерть.
— Нет, — тихо сказала Рената. — Они сказали, что в трудовой лагерь.
— На смерть, — сказал Гюнтер, затем вновь посмотрел на прокурора. — И она уехала с ними в автомобиле, в том же автомобиле. Все грайферывместе.
— Я не хотела, — сказала Рената, бесполезное пояснение.
— Спасибо, герр Бен, — сказал обвинитель, прекращая допрос.
— И все, больше вы ничего не хотите узнать? — спросил Гюнтер.
Берни удивленно поднял голову: сценарий этого не предусматривал.
— Что? — недоуменно спросил обвинитель.
— Не хотите знать, как это все выглядело? Тогда? Подошла официантка. «Заплатите за обоих? — спросила она. — Вы заказывали два кофе». — Он замолчал. — Ну, я и заплатил. — Конец колонки. Его заключительный пункт.
— Спасибо, герр Бен, — снова сказал обвинитель.
Поднялся защитник:
— Вопрос. Герр Бен, вы были членом национал-социалистической партии?
— Да.
— Занесите в протокол, что свидетель признается в том, что он — фашист.
— От всех полицейских требовали вступления в партию, — сказал прокурор. — Отношения к делу это не имеет.
— Полагаю, что это — пристрастные показания, — сказал защитник. — Нацистского официального лица. Который обеспечивал осуществление преступных законов фашистского режима. И который свидетельствует по личным причинам.
— Это абсурд, — сказал прокурор. — Свидетельские показания — правда. Спросите ее. — Он показал на Ренату. Оба правоведа стояли и превращали официальную процедуру в перебранку между законником, свидетелем и подсудимой. — Вы были в кафе «Хайль»? Вы доносили на Марту Бен? Вы ее опознали? Отвечайте.