Хороший, плохой, неживой
Шрифт:
Пентаграммы Ника лежали перед нами как вина, обретшая плоть. Встав у окна к нам спиной, доктор Андерс поглядела на темную парковку.
– Откуда вы взяли заклинание привязки фамилиара, написанное на латыни? – спросила она.
Ник сочувственно тронул меня за плечо, и мне стало жаль, что я его вообще в это втянула.
– Ну, из одной моей старой книги заклинаний, – призналась я, думая, что Ника она оставила здесь для проверки моих слов. – Это было единственное заклинание, которое мне удалось найти за такой короткий срок. Но я знаю пентаграммы, у меня просто не было
– Заклинание есть в приложении к вашему учебнику, – сказала она усталым голосом. – Именно его вы и должны были применить. – Значит, не пентаграммы ее интересовали, и когда она снова взглянула на нас, ко мне стало закрадываться какое-то холодное чувство. Морщины на ее лице залегли резкими тенями в свете флуоресцентных ламп. – Расскажите точно, что вы делали.
На ободряющий кивок Ника я сказала:
– Ну, сперва я сделала среду переноса. Потом замкнула круг.
– Модифицированный для вызова и защиты, – перебил Ник. – И я был в круге вместе с нею.
– Так, секунду, – сказала доктор Андерс. – Насколько велик был ваш круг?
Я заправила выбившуюся прядь, радуясь, что она хотя бы больше на меня не гавкает.
– Футов шесть?
– По окружности?
– В диаметре.
Она испустила глубокий вздох, села и жестом попросила меня продолжать.
– Ну, потом я встала на зеркало и стянула с себя ауру.
– И каково было ощущение? – спросила она шепотом, поставив локти на стол и глядя в окно.
– Чертов… очень неуютное. Потом я положила зеркало в среду переноса, не касаясь ее поверхности. Моя аура ушла в среду, а потом я пустила туда Боба.
– Прямо в среду переноса?
Я кивнула, хотя она на меня не смотрела.
– Я решила, что иначе рыбу не помазать. А потом я произнесла заклинание.
– На самом деле, – снова перебил Ник, – сперва я произнес его на латыни, потом ей перевел, и для последней строки дал еще один перевод.
– Так и было, – подтвердила я. – И когда я его произнесла, появился демон. – Я глянула на Ника, но его это совсем не так беспокоило, как меня. – Потом я случайно опрокинула миску с Бобом, а он весь был в моей ауре. Я боялась, что он сможет прорвать круг, если его коснется.
– Мог бы.
Доктор Андерс снова смотрела на парковку.
– И потому часть моей ауры пропала? – спросила я. – Я ее выбросила вместе с бумажными полотенцами?
Доктор Андерс повернулась ко мне:
– Нет. Я думаю, вы сделали Ника своим фамилиаром.
У меня челюсть отвалилась. Я резко повернулась на стуле к Нику. Он уронил руку, лежавшую у меня на плече, вытаращил глаза и шагнул назад.
– Как? – воскликнула я.
– Разве такое можно сделать? – удивился Ник.
– Нет, нельзя, – сказала она. – Разумное существо со свободной волей нельзя привязать к другому заклинанием. Но вы смешали магию земли с магией лей-линии. Никогда не слышала о такой привязке фамилиара. Откуда у вас эта книга?
– С чердака, – шепнула я. И посмотрела на Ника. – Ник, – начала я, не зная, что говорить. – Мне в самом деле очень жаль. Наверное, ты вобрал мою ауру, когда ловил Боба.
У него был совершенно недоумевающий вид:
– Я –
– Тут нечем гордиться, миз Морган. Взять в фамилиары человека – это гнусно. Это порабощение. Демонский трюк.
– Ну зачем вы так! – пролепетала я, чувствуя, как холодею. – Это же вышло случайно.
Ее взгляд стал жестким:
– Вы помните, что я вам говорила о том, что способности чародея зависят от его фамилиара? Демоны используют как фамилиаров нас. Чем сильнее фамилиар, тем больше силы может подчинить себе демон через его посредство. Вот почему они вечно пытаются учить дураков темным искусствам. Учат, получают власть над их душой и превращают в своих фамилиаров. Вы воспользовались демонской магией, смешав земное колдовство с лей-линейным.
Я прижала руку к животу.
– Ник, прости, – прошептала я.
Он побледнел и стоял неподвижно рядом со мной.
– Это получилось случайно.
Доктор Андерс издала презрительный звук.
– Случайно или нет, но я о такой мерзости даже не слышала. Вы подвергли Ника огромной опасности.
– Почему?
Я нашарила его руку. Она была холодна, но он пожал мне пальцы.
– Потому что он теперь несет часть вашей ауры. Колдуны лей-линий отдают своим фамилиарам часть своей ауры, и та действует как якорь, когда они берут силу из лей-линии. Если происходит что-то непредвиденное, то в безвременье затягивает фамилиара, а не колдуна. Что еще важнее, фамилиар создает барьер, не позволяющий сойти с ума, если колдун зачерпнет из лей-линии слишком много силы. Колдуны лей-линий не хранят извлеченную силу в себе, они хранят ее в своем фамилиаре. Саймон, мой попугай, хранит ее для меня, и я черпаю из него при необходимости. Когда мы вместе, я становлюсь сильнее. Когда он болеет, мои способности уменьшаются. Если он ближе находится к лей-линии, чем я, я могу коснуться линии через его посредство. При неудаче погибнет он, а не я.
Я сглотнула слюну, похолодев под взглядом Андерс. Она смотрела на меня так, будто я сделала это нарочно.
– Вот почему в качестве фамилиаров используют животных, – сказала она холодно. – А не людей.
– Ник, прости, – лепетала я. Уже в третий, что ли, раз? Лицо доктора Андерс пошло морщинами:
– Прости? Пока мы его не освободим, вы не будете хранить ни капли лей-линейной энергии. Это слишком опасно.
– А я не знаю, как связывать силу лей-линии, – призналась я.
Я сделала Ника фамилиаром?
– Погодите! – Она поднесла тонкую руку ко лбу. – Вы не знаете, как хранить силу лей-линии? Совсем не знаете? Вы сделали круг шести футов в диаметре, способный остановить демона, взяв силу прямо из линии? Совсем не использовали никакую заранее запасенную энергию?
Я покачала головой.
– Вы не знаете, как удержать хотя бы унцию безвременья? Снова я покачала головой.
Она вздохнула:
– Прав был ваш отец.
– Вы знали моего отца? – удивилась я. А что такого? Кажется, все его знали.