Хорошо быть богом
Шрифт:
От последнего предложения Сартек вздрогнул, как от удара.
— Мы свято чтим традиции! — воскликнул он. — Вот этому дхолаку (барабану) много тысяч лет. Он переходит из поколения в поколение, и с ним говорил еще сам Ашин-Эди!
— Вы позволите взглянуть на него поближе? — заинтересовался Боня. — Только, если не возражаете, давайте не будем вести беседу посреди поля. Я уверен, что у нас есть общие интересы. Ваша дочь сказала правду — я действительно деус. А мои спутники — магические существа, которые жили здесь тысячи лет назад, но потом, после ухода магии из этого мира, скажем так, впали в спячку. Я пробудил их ото
В подкрепление своих слов Боня не придумал ничего лучшего, как зажечь над собой светящийся шар и перекачать в него столько энергии, что он с диким грохотом взорвался яркими брызгами. На звук среагировали пикси и всеми тремя эскадронами рванули из шатра к любимому деусу. Затем из шатра высунулась Света, покрутила шеей, угрозы не заметила, но все-таки тоже не спеша потрусила к Боне. Среди пестрохалатников возникла легкая паника.
— Ну вот, а ты мне не верил! — торжествующе завопила Улдуз растерянному папаше. — Между прочим, дракон — это его жена. Мог бы, кстати, и меня за него просватать, я тоже хочу женой бога быть!
Боня решил, что он поторопился с выводами по поводу правильности воспитания местных девочек.
— А не боишься, что Света тебя пополам перекусит? Ты ей на один зуб! Или поджарит? У нее знаешь какой огнемет шикарный от природы есть? — Ничего более остроумного в голову Боне не пришло, но и промолчать тоже показалось неуместно.
— Так я на старшую жену и не претендую, — совершенно невозмутимо отреагировала Улдуз. — Только на младшую. Ей же лучше будет. А богу одну жену иметь несолидно, даже если та — дракон!
Боня обалдел и не сразу нашелся, что ответить. Единственное, что утешало, что папа Сартек, кажется, растерялся еще больше. Похоже, его самого спасть надо было.
— Света, хорошо, что ты подошла. — Боня был рад возможности переложить проблему на подругу. — Знакомься, это — верховный шаман хифчаков, хан Сартек-муаллим. Нам с ним о делах поговорить надо. А ты бы пока с Улдуз побеседовала, а то девочка замуж за меня просится, хоть я ей и говорю, что место занято. Только без тяжелых последствий, пожалуйста…
— Эй, а кто вам кумыс подавать будет? — вдруг забеспокоилась Улдуз.
— Ничего, обойдемся. Мне вообще-то ни есть, ни пить необязательно.
— Ладно уж, пойдем, красавица, погуляем, поговорим, — вздохнула Света. — Раз деус сказал, надо слушаться…
Боня решительно взял Сартека под руку и повел его в его же юрту. Тот шел покорно, но явно пребывая в прострации. Барабан, однако, не выпустил, а так и тащил под мышкой.
— А вы пока проследите, чтобы нам никто не мешал, — бросил шаман своим людям.
Внутри юрта оказалась перегорожена пестрой занавеской, делившей пространство в ней примерно пополам. Суфа была прикрыта явно дорогим ковром, поверх которого было накидано множество подушек. Рядом находился низенький столик, заваленный книгами и свитками. У противоположной стены стояло несколько сундуков и сундучков, а также были разбросаны предметы культового реквизита: барабаны и бубны разного размера, опахала, погремушки, посохи. Отдельно стоял кальян.
Глянув на ковер на полу, Боня мысленно вздохнул и стал снимать сапоги. Однако шедший
— Ноги устали? — участливо спросил он, затем повысил голос: — Эй, ученик! Подай деусу таз для омовения ног.
Проявив хозяйственную заботу о госте, шаман немного пришел в себя, но все равно инициативу в разговоре пришлось брать на себя Боне. Здесь он столкнулся со следующей неожиданной проблемой. Сартек, ранее воспринявший рассказ дочери с недоверием, теперь вдруг разом поверил во все чудеса, да еще и напридумывал то, чего не было. Следствием этого стала, во-первых, уверенность в том, что Боня и так все знает. А во-вторых, что деус немедленно все устроит, накажет тех, кто забыл традиции, и обеспечит народ хифчаков счастливой и праведной жизнью. Сартеку же останется лишь указывать, кого наградить, а кому секир-башка сделать. Такое доверие, конечно, умиляло, но не радовало. К тому же любую информацию Боне приходилось вытягивать буквально клещами.
Понемногу стала проясняться следующая картина. Начали с политики. Великий хан Гулюк был много старше своего брата Сартека. Наследник — Барбэ-бек и верховный шаман были ровесниками, обоим — около сорока, а великому хану — за шестьдесят. Продолжительность жизни у хифчаков, равно как и у их предков — орков, была примерно равна человеческой. Но Гулюк был еще крепок, хоть и ленив. Его основным занятием были пьянки с такими же стариками, как и он сам, а также веселое времяпровождение с женами, состав которых, в отличие от собутыльников, постоянно расширялся и омолаживался. Наследника — старшего сына от человеческой женщины из хумов (тут Боня все вычислил правильно) — ни то ни другое не радовало. Тем более старые пьяницы вовсе не спешили допускать его до дел правления, решая все, даже самые мелкие вопросы, сами. Вот Барбэ-бек и стал потихоньку плести заговор, чтобы взять власть в свои руки.
В военные походы наследник любил ходить еще меньше папаши (тот хоть в молодости попортил изрядно крови соседям), вот и занялся религиозным реформаторством. Тем более Гулюк и к традиционному шамаизму был почти безразличен, а может, просто ни в грош не ставил младшего братишку-шамана.
Потенциальных сторонников новой религии в Улуг-Улусе хватало: почти у каждого хана или бея если не мать, так бабка или хотя бы какая-нибудь из жен была из народа хум. Показная набожность наследника тоже играла свою роль, многие хотели подстраховаться на будущее, поэтому храмы сурового бога хумов росли в городе как грибы.
У Сартека же дела шли совсем плохо. Шаман был начисто лишен харизмы и не пользовался уважением у стариков. Кроме того, он был исключительно честен и врать о том, что ему якобы сказали духи предков, не умел и не пытался. Духи предков, в свою очередь, не спешили с ним говорить. А ведь он ритуалы проводил самым тщательным образом: и в барабан свой стучал, и даже кальян курил.
На последнем откровении подозрительный Боня напрягся и попросил показать шамана, что он курит. Сартек предъявил пачку чего-то мелкого и вонючего, что Боня после тщательного обнюхивания счел обычной махоркой без примесей конопли или мака. «Кажется, таким средством раньше блох выводили, — вспомнил он, — а вот про галлюциногенные эффекты при курении что-то не упоминалось». Сартек признался, что курить не любит, делает это только ради ритуала, да и голова от подобной процедуры часто болит.