Хорт – сын викинга
Шрифт:
Пришлось Мораву самому заняться уборкой драккара. А уж то, что он переселился на корабль и стал рулевым – иначе никак нельзя было, волна могла перевернуть драккар, – и вовсе принесло большое облегчение команде лодьи и купцу Чуриле. У всех не выходил из головы его облик, когда он поднялся на борт судна после боя: весь залитый кровью, лицо в разверстой пасти волка страшное, дикое, глаза горят адским пламенем, а сам он показался просто великаном, хотя до этого никто не замечал, что пассажир рослый малый.
Неожиданно Морав-Хорт, за душой которого не было даже ломаной куны [74] , стал богатым человеком, у которого были свой корабль
74
Куна – счетная, весовая и денежная единица (монета) Древней Руси. Позже куной называли и европейский денарий. В итоге кунами стали называть деньги вообще.
75
Дирхем – арабская серебряная монета, введена в конце VII в. до н. э. (ок. 692–696 гг.), с начальным весом в 3,9 г и стоимостью 1/10 динара. Период наибольшего распространения дирхема – VIII–X вв.
Морав внимательным взглядом окинул стены родной тверди. Она была на удивление молчалива и, казалось, безлюдна. Даже стража нигде не показывалась, хотя он был уверен, что драккар, конечно же, заметили, как и лодью купца Чурилы. Для этого на специальной площадке, закрытой от непогоды тонкими камышовыми стенами и крышей, всегда находился воин с особо острым зрением. В его обязанности входило слежение за морем, чтобы не пропустить ни единого судна, даже купеческого, не говоря уже о кораблях морских разбойников, и вовремя оповестить военачальников.
Но и эта сторожевая халабуда не подавала признаков жизни. «Они что там, все вымерли?!» – подумал встревоженный Морав. Такие беды иногда приключались с отдаленными приморскими селениями, на которые время от времени нападал неизвестный, не поддающийся лечению мор, и все жители, за редким исключением, отправлялись к предкам. Даже Рогволд с его обширными познаниями великого целителя был бессилен помочь несчастным. Мало того, если они приходили просить о помощи, он наказывал не открывать им даже ворота. Волхвы говорили, что это наказание за грехи и что общение с грешниками могло навлечь на жителей тверди такую же беду.
Он поднялся по тропинке к воротам и постучал в них рукоятью меча.
– Эй, кто там! Отворите!
Наверху раздался шорох, затем тихий разговор, и, наконец, кто-то сказал грубым голосом:
– Иди отсель, пока цел! Иначе стрельну.
– Вы что же, своих не узнаете?
– Свои здеси, за стенами. Так что топай подобру-поздорову. Мы гостей не ждем.
– А чтоб вас!.. – разозлился юноша. – Протри глаза! Я Морав, приемный сын Рогволда.
– Морав?! – Кто-то ахнул, затем послышались слова охранительной молитвы, которые произносились через пень-колоду – невпопад.
Видимо, страж был напуган и перепутал грешное с праведным. Но почему?
– Вы что там, белены объелись?! – спросил Морав, весь во власти тревожного недоумения. – Али морок на вас напал?
– Изыди, уходи в свою Навь, не тревожь нас! – послышалось в ответ.
– Вот те раз… – растерялся Морав. – Почему я должен уходит в Навь? Мне туда еще рановато.
– Дак умер ты, сказывали… – вступил другой голос; похоже, второй страж был более рассудителен.
– Ты когда-нибудь
– Не приходилось… Но всяко бывает.
– Значит, ворота не откроете?
– Не-а.
– Тогда позовите Яр-Тура. Или Рогволда. Пусть они вам, страхополохам, холку намнут. Живой я, живой, аспиды! [76]
За этими словами Морава последовало долгое молчание. Похоже, защитники стен городища советовались, как им поступить. Наконец один из стражей не очень решительно сказал:
– А коли ты не мертвец, то сотвори-ка животворящую молитву Роду.
– Добро! Верую во Всевышнего Рода – единого бога нашего, источника всего сущего… – начал юноша. – Верую в триединство бытия Прави, Яви и Нави. Ведаю, что Правь с нами, а Нави мы не боимся, ибо Навь не имеет силы против нас…
76
Аспид – в славянской мифологии крылатый змей, способный извергать огонь. Аспид закрепляет за собой огромную территорию и не пускает на нее других особей. Единственный способ убить его – это сжечь. В обиходе – ругательное слово.
Пока Морав читал молитву, стражи благоговейно помалкивали. А когда он закончил, то дружно, с облегчение выдохнули, и кто-то из них с удовлетворением молвил:
– Ну дак это другое дело… Надо же, такую напраслину возвели на живого человека. Входи, добрый молодец…
Ворота со скрипом отворились, и перед Моравом-Хортом встал дружинник, которого звали Твердоша. Более никчемного воина трудно было отыскать в дружине городища. Морав всегда думал, что имя Твердоше досталось случайно; бывает, что и боги ошибаются. Его назначили вечным стражем на стенах, и от этого он не очень страдал, скорее, наоборот – радовался. Твердоша был слабосильным и бесхарактерным. Единственное из воинского искусства, что у него хорошо получалось, так это метать стрелы. В этом деле ему мало находилось равных.
Морав привычно изобразил легкий поклон (хотя кланяться Твердоше – это все равно что огородному пугалу) и гордо прошествовал дальше, несмотря на попытку стража завести с ним разговор. Твердошу очень интересовал драккар, который приплясывал на легкой волне у причала. Свои трофеи – оружие и защитное снаряжение варягов – Морав оставил на борту корабля, а нес только сумку и тяжелый мешок с ценностями.
Конечно, молодому человеку, который долго отсутствовал в городище, очень хотелось узнать все самые свежие новости, и как можно скорее, но вести разговор с Твердошей он посчитал ниже своего достоинства. Это уже был не тот юнец, что покинул твердь больше трех лет назад (притом тайно, как выяснилось; а иначе с какой стати его посчитали умершим?); Морав стал настоящим Хортом, хотя, естественно, это имя никому знать не положено.
Прежде всего, он торопился пообщаться с Рогволдом. Волхв был очень стар и уже находился на пороге Нави, но юноша тешил себя надеждой, что его приемный отец благодаря омолаживающим настоям и травкам должен был дождаться своего ученика. Когда они расставались, Морав молил всех богов, чтобы Рогволд не покинул землю, не попрощавшись с ним. Приближаясь к родным краям, он применил мыслевидение, но Рогволда в тверди не нашел, узрел только его жилище, представшее перед ним во всех подробностях.
Удивительно, но по дороге к дому волхва, ему никто не попался по дороге. С тревогой в душе Морав толкнул дверь и оказался в полутьме. Приглядевшись, он увидел, что старик лежит на постели лицом к стене, укрывшись одеялом из барсучьих шкур, хотя на дворе был конец лета и стояла сухая теплая погода. Рогволд никак не отреагировал на то, что в жилище кто-то вошел. Да жив ли он?!