Хосе Марти. Хроника жизни повстанца
Шрифт:
Мендиве тоже гордился своим юным протеже и заявил, что дальше Пепе будет учиться в его собственной школе — «Сан-Пабло».
Конечно, дон Мариано уже прослышал о «сомнительной» репутации Мендиве. Но тот опять взял на себя все расходы по обучению Пепе, и дон Мариано махнул рукой. Все то, что его сын повторяет вслед за Мендиве, было и останется мальчишескими бреднями. Пусть парень учится. Кто знает, может, и в самом деле станет бакалавром.
Пепе сознавал, что между его идеалами и убеждениями дона Мариано лежит глубокая пропасть. И уважение к отцу постепенно сменялось горечью, которую сглаживала только сыновняя нежность.
Эта нежность и сознание духовного отдаления от семьи выливались в стихи. Сестры
А Мендиве, напротив, радовали написанные Пепе строфы, легкость его слога, глубина мыслей. Он угадывал в нем будущего поэта.
В пятнадцать лет молодой Марти уже хорошо знал испанскую литературу, изучал английскую и французскую классику. Но, как и других питомцев «Сан-Пабло», его волновали не только проблемы литературы и истории. Каждый раз, когда ровесники собирались вместе, начинался разговор о судьбах Кубы.
Остров давал уже треть мирового производства сахара. Закуривая кубинские сигары, знатоки на всех континентах восхищенно поднимали брови. Но и сахаром и табаком на мировом рынке могли торговать только испанцы. По специальному указу короля только им принадлежало это монопольное право, и кубинцы вынуждены были за бесценок отдавать продукты своего труда испанским перекупщикам. Мало того. Куба выплачивала метрополии почти сорок видов налогов, несла расходы по содержанию королевской администрации и колониальных войск.
Даже самые куцые гражданские свободы, уже давно обещанные Мадридом, оставались недосягаемой мечтой. Брожение и недовольство охватывали остров.
Современники писали: «Войско и полиция суть единственная опора испанского господства на Кубе, население в громадной массе настроено против них».
После королевского декрета, который вводил на острове дополнительный десятипроцентный налог на различные доходы, чаша терпения кубинцев переполнилась. В августе 1867 года группа крупных собствен ников восточной Кубы решила перейти к делу. Нити заговора протянулись от города к городу.
«Независимость или смерть!» — провозглашали заговорщики. И этот лозунг поднимал тысячи людей — от плантаторов до безземельных гуахиро.
Но прошел год, а восстание не начиналось. Испания не хотела терять остров. В Сантьяго-де-Куба и Гавану один за другим прибывали корабли с пехотой и артиллерией. Казалось, ничто не сможет поколебать могущество королевства. Однако монархический колосс стоял на глиняных ногах.
Летом 1868 года лидеры испанской оппозиции повели на революционную борьбу с монархией моряков и горожан Кадиса. В Мадриде генерал Прим объявил о низложении Изабеллы. Королева бежала во Францию, испанцы плясали на площадях своих городов а колониальные чиновники на Кубе растерялись. И патриоты решили, что их час настал.
Утром 10 октября 1868 года адвокат Карлос Maнуэль де Сеспедес вышел с кубинским знаменем в руках на крыльцо дома в своем имении «Ла Демахагуа», открыв в истории острова новую страницу — страницу войны за независимость родины.
«Отец независимости» первым освободил своих рабов. С возгласами «Да здравствует свободная Куба!», «Независимость или смерть!» его отряд вошел в местечко Яра близ города Байямо. И гордый «Клич Яры», долгожданный призыв к народной войне, облетел всю Кубу.
Пепе узнал об этом от Мендиве. Необычно строгий, дон Рафаэль стоял перед своим любимцем, испытующе глядя ему в глаза. Сердце глухо билось Свершились, наконец, свершились мечты, в Яре освобождены рабы, к Сеспедесу стекаются патриоты.
— Наше место там, дон Рафаэль, едем!
— Нет, Марти, пока наше место здесь.
Пепе не сомкнул глаз в эту ночь. Всей душой он был с теми, кто поднял знамя свободной Кубы над
10
Так на Кубе называли повстанцев.
Из Орьенте приходили радостные вести. Мамби заняли город Байямо, и он стал первой столицей свободной Кубы [11] . Восстал и был освобожден Хигуани, которому всего тридцать лет назад король пожаловал титул «всегда верного города». Прав был французский журналист, сообщавший в Париж: «Вождь повстанцев Сеспедес может рассчитывать на симпатии молодежи страны».
Пепе и его друзья по «Сан-Пабло» не находили себе места. Наконец решение было принято: покинуть Гавану и пробираться к мамби. Фермин и Пепе решили идти вместе. Но выбраться из города им не удалось: оседлав все дороги и тропы, вокруг столицы жгли костры батальоны волонтеров. Пепе был в отчаянии. Что делать теперь? Как бороться?
11
Сейчас весь город Байямо считается национальным памятником.
Спустя неделю «Сан-Пабло» гудел, как разбуженный улей. Дон Рафаэль, улыбаясь, проходил по коридорам. Нет, не зря говорил он своим питомцам о родине, о Кубе. А Пепе — Пепе просто молодец! Как зажгли всех его стихи! У мальчика светлый талант и большое сердце.
Четко исписанные листки исчезали в карманах, за подкладкой шляп, под стельками ботинок. На другой день они появлялись в других школах и колледжах, их поместил выпускавшийся учащимися средней школы журнал «Эль Сибоней»:
Сбылась моя мечта… Воспрянул мой народ, Народ моей страны, народ любимой Кубы! Три века он страдал, до боли стиснув зубы, Три века он терпел насилья черный гнет. От эскамбрайских скал и до обильных вод Седого Кауто — повсюду бурь раскаты И наших пушек гром… И, цепи разорвав, народ мой величаво Теперь идет путем свободы и побед. Сбылась моя мечта, ее прекрасней нет!ВИВА КУБА ЛИБРЕ!
Новое испанское правительство — правительство победившей «либеральной» оппозиции — сделало все для урегулирования колониальных проблем. Шефом министерства заморских территорий был назначен велеречивый поэт дон Лопес де Айяла, и обещания реформ, на которые не скупились и прежние власти, стали еще более изящными и невесомыми.
Генерал-капитан Кубы Лерсунди послал воевать с мамби почти все свои батальоны. Намного опередив войска, на восток скакали тайные агенты с чековыми книжками нью-йоркских и мадридских банков. Лерсунди надеялся, что вожаки восстания предпочтут войне в зарослях обеспеченную жизнь где-нибудь во Флориде.