Хождение под мухой
Шрифт:
– Не ори, нормально все.
Голос у Вали густой, похожий на мужской, этакое сильно простуженное меццо. А вы чего хотели? Попробуйте сохранить колоратурное сопрано, ночуя в сыром склепе!
Услыхав басовитый тембр, кретинка, не переставая визжать, отступила влево, а потом сделала совсем уж идиотскую вещь.
– Прикинь, – веселилась Валечка, – у ней рука была сломанная, правая. Так она стащила гипс и в меня швырнула, а потом как деранет по дорожке, во до чего перепугалась, до усрачки! А я только
Ловким жестом бомжиха всунула руку внутрь грязно-серого кокона.
– Класс, да? – по-детски спросила она. – Теперь у ларьков стою, и все подают. Жалеют. Ох и умора, только вспомню, как та бабенка драпала, прямо ржа разбирает, так синие пятки и мелькали.
– Почему синие? – машинально удивилась я, отряхивая брюки. – Пятки, они розовые или желтые.
– Так это босые, – справедливо заметила Валечка, – а у той идиотки шляпка и пальтишко были синенькие, с мехом, даже скорей куртка, из-под нее юбчонка торчала и сапожки такие голубенькие, красиво очень. Видать, со средствами дамочка.
Да уж, женщина, даже если она бомжиха, вынужденная ночевать в склепе на кладбище, всегда заметит, во что одеты другие дамы.
– Ну, к метро почапаем? – предложила Валя.
Мы дошли до дороги, и я, тормознув маршрутку, села внутрь. Валя осталась на обочине.
– Садись.
– Денег нет.
– Садись, заплачу.
Бомжиха устроилась на сиденье. Шофер нахмурился.
– Два до метро, – громко заявила я, протягивая ему десятки.
Возле ларьков Валя нацепила гипс и, привалившись к хлебному тонару заканючила:
– Люди добрые, подайте христа ради, попала рукой в камнедробилку, бюллетень не платят.
Перед собой она поставила пустую коробку. Толпа равнодушно плыла мимо. Я бросила в емкость пять рублей и тихо сказала:
– С почином тебя.
– Бывай здорова, – улыбнулась Валя, – надо будет чего, приходи, я завсегда либо тута, либо на кладбище.
ГЛАВА 11
До дома я добралась, устав, как собака. Не успела открыть дверь, как налетели домашние, требуя любви и внимания.
– Погладь мне на завтра юбку, – заявила Лизавета.
– Сама не можешь?
– Мне еще шпаргалку по истории писать, – возмутилась девочка, – а тебе делать нечего.
Я покорно взялась за утюг. – Лампуша, – всунулся в кухню Кирюшка, – ты обещала сделать мне доклад на тему «Жизнь человека в эпоху кардинальных перемен».
– Не может быть, – подскочила я.
– Забыла? – надулся Кирюшка.
– Скачай из Интернета.
– Таких умных много, – вздохнул мальчик, – вот Женюрке вчера притащили девять совершенно одинаковых рефератов, прикинь, как она обозлилась.
Женюрка – это учительница географии, и я вполне понимаю ее справедливый гнев.
– Может,
– Ага, – поджал губы Кирюшка, – как своей Лизочке юбочки наглаживать, так пожалуйста, а как мне помочь… – Между прочим, – проорала Лизавета, – я учусь на одни пятерки, не то что ты! Двоечник!
– Я?! – взвился Кирка. – Подлое вранье! У меня только одна пара, по алгебре, да у всех приличных великих людей были двойки по математике. Может, только у Эйнштейна четверка стояла.
– Насколько знаю, Альберта Эйнштейна с успехом исключали из всех учебных заведений, – хмыкнула я, – за неординарность…
Кирюшка уже открыл было рот, чтобы обрадоваться, но тут раздался звонок.
– Мамуська пришла, – заорал Кирилл и ринулся к двери.
Лиза понеслась с ним. Я продолжала гладить юбку.
Жизнь человека в эпоху кардинальных перемен! Ничего себе темочка, на докторскую диссертацию тянет. Что они там, в школе, совсем с ума посходили, да?
– Лампа, – послышался голос из коридора, – иди сюда.
Я выглянула в прихожую и онемела. Между двумя парнями покачивалась Капа.
– Это что, – спросила я, – вернее, кто?
– Вот, – ответил один из юношей, светловолосый, – домой доставили.
– На дискотеку не пошли, – добавил другой, – решили довести, испугались, что под машину попадет.
– Где вы ее нашли? – ошарашенно спросила я.
– Капа, ты напилась! – сурово констатировала Лиза.
– Вовсе нет, – заплетающимся языком сообщила старушка, – всего-то бутылочка сухого, для тонуса.
– В «Ариадне» отыскали, – сообщил темноволосый парень, – в кафе на Тверской, сосиски-гриль, пицца и коктейли.
– Шампань-коблер, – икнула Капа, – жуткая блевотина.
В ту же минуту ее тоненькие ножки, обутые в страшно модные, но очень неудобные тупоносые ботиночки на пятнадцатисантиметровой платформе, подломились, и старушка кулем рухнула на некстати подвернувшуюся Аду.
– Спасибо, ребята, – сказала я.
– Да не за что, – хором ответили те, – прикольная тетка.
– Лампа, – завела Капа, – ты детям лазанью на ужин дала? Мальчики, хотите лазанью? Это вам не сосиски-гриль.
– Вот, – поднял вверх указательный палец Кирюшка, – вот, совсем упала, почти умерла, а думает о голодных детках, учись, Лампа! Кстати, никакой лазаньи мы и в глаза не видели.
– Безобразие, – прозаикалась Капа.
Потом она, ухватившись за Лизу, встала и, пошатываясь, побрела в кухню.
– Умираю, но не сдаюсь, – прокомментировал молчавший до сих пор Сережка, – просто крейсер «Варяг», а не Капа. Может, ребята, вы и впрямь поесть хотите?
Студенты переглянулись.
– Раздевайтесь, – предложила Юлечка.