Хождение под мухой
Шрифт:
– Класс! – орал Кирюшка. – Хургада, море, пирамиды…
– Коралловые острова, – металась по кухне Лиза, – все едут: я, Кирка, Сережка, Юлька. Ой!
Она осеклась.
– Что случилось?
– Лампуша, – расстроенно сказала девочка, – тебя не пригласили!
– Не расстраивайся, милая, – улыбнулась я, – во-первых, я не люблю лежать на песке у моря, лучше всего чувствую себя на даче в Алабьеве. А во-вторых, должен же кто-то приглядеть за животными.
– И то верно, – обрадовалась Лизавета, – о, какой класс,
– Почему вместо школы? – изумилась я.
– Лампа, – заорали дети хором, – ты самую главную радость не поняла, мы едем послезавтра! Мама берет отпуск. Ура!!!
И они понеслись стаскивать с антресолей чемодан, роняя по дороге табуретки и наступая на вертящихся под ногами животных. Я хотела было сказать что-то типа: «нехорошо прогуливать школу», но потом махнула рукой. Наплевать на уроки, Египет – это здорово.
На следующий день я поехала вновь в Журавлево, на этот раз дорога не показалась мне бесконечной, хотя заняла те же два с половиной часа.
Я походила около ларьков, выискивая Валю, но нигде не было видно худенькую фигурку, замотанную в замызганное пальто с воротником из кошачьего меха.
– Тут обычно Валентина побирается, – спросила я наконец у продавщицы из хлебного тонара, – не видали ее?
– Не-а, – ответила баба, – и вчерась не подходила. Она у меня обломки забирает.
И, видя мое недоумение, пояснила:
– Ну, печенье поломанное, вафли… Не купит никто, некондиция, нужно выбрасывать, а я Вальке всучаю, та с радостью хватает.
Пришлось садиться на маршрутку и двигаться на кладбище. Сегодня ветер разогнал мрачные тучи, на небе весело сияло солнышко, и погост не казался страшным. Я подошла к высокому кресту и крикнула:
– Валя!
– Э-э-э, – донеслось из-под земли.
– Как к тебе войти?
Крест зашевелился и повалился набок, открылось довольно широкое отверстие, я, кряхтя, сползла вниз.
– Здравствуй.
– Привет, – мрачно буркнула Валентина.
– Чего дома сидишь? Погода хорошая, народу у метро полно, самое хлебное время.
– Сама знаю, – протянула Валя, – да и пить охота, у меня вода со вчерашнего дня кончилась.
– Так в чем дело?
Валя тяжело вздохнула:
– Плохо мне.
– Заболела?
Бомжиха вытянула вперед правую руку.
– Во, смотри.
Я бросила взгляд на ее ладонь и вскрикнула от ужаса. Большой палец распух и почернел, а всю кисть руки покрывали страшные темно-синие пятна.
– Боже, похоже на гангрену! Как такое получилось?
– А в тот день, когда ты тут в обморок завалилась, – пояснила Валя, – я бутылку пива открывала, да неудачно вышло, пробка под ноготь залетела. Потом вона чего вышло, болит зараза, дергает всю, ломает.
– Идти можешь?
– Ну, ежели надо, только куда?
– К врачу.
Валя засмеялась:
– Хороший ты человек, Лампа, только кто меня
– Давай, вылезай, есть знакомый доктор.
Уже сидя в такси, которое везло нас в больницу к Кате, я спросила:
– Та женщина, что бросила в тебя гипс, ну эта, в синем пальто, как выглядела?
– Обычно, – пробормотала Валя, – самая такая нормальная тетка.
– Лицо ее видела?
– Как твое. День стоял, не ночь.
– Опиши.
– Что? Морду?
Я кивнула.
– Ну, – напряглась Валя, – волосы до плеч, глаза, нос, рот, шея…
– Глаза какие?
– Ну, самые обычные.
Я задала ей еще с десяток вопросов и получила на них маловразумительные ответы. Если выделить суть, то вкратце она звучит так: Валя не может описать тетку, потому что в ее внешности не было ничего оригинального, но если увидит бабу еще раз, то обязательно узнает. Я пыталась и так и этак взбодрить Валентинину память, но она твердила, словно попугай:
– Пальто синее, шляпка, сапожки, гипс швырнула.
Потом, правда, сказала:
– Перчаточку еще потеряла, когда улепетывала, голубенькую, я ее себе взяла.
Но это было все. С чувством глубокого разочарования я вызвала из отделения Катю и приказала бомжихе:
– Покажи руку доктору.
Валя, набычившись, протянула ладонь.
– Правильно сделали, что приехали, – решительно заявила Катя, – еще бы день, и могли лишиться кисти, но пока ситуация под контролем. Пошли.
– Куда? – настороженно поинтересовалась Валя.
– Лечиться.
– Грязная я.
– Ничего, помоетесь сейчас. Лампа, посиди тут, одежду вынесут.
Спустя полчаса появилась кругленькая, похожая на мячик старушка и сунула мне большой пакет.
– Держите, Екатерина Андреевна велела передать. Ох и добрая она у нас, виданное ли дело такую грязь в больницу притащить, напустит заразу. Вы эти вещички выбросьте.
Но я поехала домой и сунула пакет за бачок с нестиранным бельем. Завтра постираю все в стиральной машине, может, Вале нужны эти вещи.
Дома никого не было, в квартире стояла редкая, звенящая тишина, нарушаемая только мерным посапыванием животных. Надо же, столько времени потратила на расследование и все зря. А еще Володя утверждал, что находка телеграммы сильно поможет следствию. Кстати, как он там? Я схватилась за телефон, на удивление легко дозвонилась до клиники и узнала, что больной Костин выписан сегодня утром. Все ясно, помчался на работу. Может, отдать ему телеграмму? И ему она поможет?
Надо же, вообще никаких зацепок. Есть только тоненькая ниточка. Надо бы узнать у Егора Правдина, сколько денег выручили Надя и Богдан за клинику и кто мог знать о том, что у них дома круглая сумма? Может, все дело в долларах? Понимая шаткость версии, я стала звонить Правдину. Трубку схватили сразу.