Хождение в Москву
Шрифт:
Что шум машин, проносящихся мимо Кремля! Река бурлила и клокотала. Падающий с неба свет едва успевал освещать быстрые мелкие волны, проваливавшиеся в подземелье - в сторону Александровского сада. Здесь, у решетки, начинается самое неспокойное место Неглинки.
– Уклон 6 сантиметров на 1 метр, - сказал мастер.
Скорость движения воды никто не мерил. Но брошенная в поток спичка мгновенно скрывается из виду. Вслед за ней должны отправиться две шпалы, доставленные сюда на машине. Шпалы быстро оказываются на асфальте, столь же быстро гвоздями прибиваем на них сверху неширокие доски. Так у Кремлевской
Плот из шпал уже не раз выручал. Идея его пришла в голову Алексею Прокофьевичу Ивлеву, в жизни своей видевшему плоты только в кино. Но плот необходимость. Раньше, чтобы обследовать дно реки на крутом участке, обвязывались веревками и так на вожжах преодолевали метр за метром - от колодца до колодца. Но вожжи не спасали, вода валила с ног и не давала подняться, подчас выбрасывая смельчаков в Москву-реку. Ивлев был первым, кто "гулял" по Неглинке на плоту. За ним отправились его помощники.
Время от времени им приходилось снаряжать подземную экспедицию для проверки старого ложа реки, выложенного плиткой, ремонта дна... Сегодня состоится прощальный рейс по Неглинке. В этом году построят второе широкое русло Неглинки, чтобы никогда больше не выходила она из берегов. Русло примет воды реки, и ее хозяевам не придется больше сооружать плот, спускаться для обследований на дно, обвязавшись спасательными веревками.
А пока, солнечным светлым днем, когда небо не предвещало ливня, готовился к последнему рейсу плот. Его обвязали веревками и опустили под землю, где бурлила вода. Не успели шпалы коснуться дна, как поток перевернул плот вверх дном. Вчетвером подтягиваем его веревками много раз вверх и вниз, - пока не опускаем правильно. Вот тут-то я понял, что "гулять" по Неглинке трудно.
Но уже ступал по нависшей над потоком стремянке плотогон. Ему подали лом, фонарь. Теперь моя очередь спускаться.
Канаты натянулись струнами, удерживая пляшущий на волнах плот. И хотя дно не глубокое, ногой на него не станешь - вода не хочет. Упершись ногами в округлую стенку трубы, кое-как пытаюсь оседлать плот, хватаясь за спасательную скобу. Шпалы погрузились в воду, а ноги свисли по сторонам так, как если бы сидел на гимнастическом коне. Вперед пробирается и усаживается спиной ко мне плотогон. Все произошло так быстро, что я даже не успел познакомиться с ним, узнать имя.
– Как вас зовут?
– спрашиваю я уже не столько из приличия, сколько из предосторожности.
– Кого звать, если плот опрокинется?
– Анатолий, - покрывая шум воды, ответил плотогон и еще громче закричал тем, кто был наверху: - Давай!
Но нас еще держат на веревках. Дорогу вперед освещает лампа фонаря, висящая на груди Анатолия. Луч выхватывает из темноты серую стену трубы и такой же серый поток, состоящий из исконных вод Неглинки, дождя и условно чистых вод, спускаемых в реку по трубам предприятиями.
– Давай, давай!
– еще раз крикнул Анатолий. Веревки наконец ослабли, и плот понесло. Тотчас пришлось работать ногами, чтобы сохранить равновесие, отталкиваясь то от стенки, от дна.
Плывем. Дна больше нет. И мы
Но я недолго радовался и мнил себя плотогоном. Снова обмелела Неглинка, но поток так же быстро старался протащить наши буксовавшие шпалы. Они уперлись концом в неровное дно. Плот стал терпеть бедствие.
Пришлось бороться с Неглинкой ломом и ногами. Точно вздыбленный конь, плот пытался сбросить нас: сначала назад, потом через голову. Вот где пригодилась мне скоба, а Анатолию лом. Выправили наконец плот и снова поплыли.
Впереди показался свет. Он падал сверху из колодца, открытого на нашем пути. Фонарь выхватил тормозную веревку, выброшенную для нас с земли.
– Можем кончать, - предложил мне Анатолий.
Я принял его предложение, хотя мы прошли всего метров 200. Теперь нужно было схватиться за веревку и удержать плот. Лом и фонарь помешали Анатолию сделать это на быстром ходу. Я успел ухватиться за конец веревки левой рукой, но плот тащило неудержимо вперед.
Пришлось бросить спасательный конец. Плот только этого и ждал. Он стал швырять нас по сторонам, сбрасывать через пороги. Река точно мстила людям, заточившим ее в подземелье.
"Условно чистая вода" была, безусловно, грязной. Но не это оказалось самым тяжелым испытанием. Дно цеплялось за шпалы, силясь перевернуть их. Нужно было поднимать нос плота, а вода била сзади в спину, задирая хвост.
– Держись!
– кричит Анатолий. Сам он на мгновение оказался ногами в воде. Но руки его не выпустили плот. Так мы силились уравновесить его минут, наверное, пять. Часов с собой у нас не было, да и взглянуть на них времени не хватило бы. В схватке лишились лома, подхваченного потоком. Но это было все, что Неглинке удалось сорвать с плота. Мы все же выровняли свое судно, и оно поплыло быстро вперед.
– Прошли Троицкую башню, - определил по колодцу над головой плотогон, когда мы снова погрузились в воду и поплыли в трубе под спинами-парусами. Мне трудно было представить, что над нами прохаживались люди, светило солнце, как вдруг в трубу проник его слабый луч. Свет падал из люка.
Люк - финиш подземного пути. До Москвы-реки осталось несколько десятков метров, но дорогу к устью плоту преградила поперечная труба. Дальше плыть нельзя.
Поравнявшись с люком, Анатолий соскочил на дно и схватил плот за веревку. Я последовал за ним. Плот танцует на воде и тянет нас за собой. Выпускаем веревку из рук, и шпалы тотчас скрываются в темноте, унося за собой конец веревки. Но мы твердо держимся на ногах. Поток все же ослаб. Стою по совету Анатолия на одной ноге, как аист, - так легче выдерживать напор Неглинки.
Над головой бетон трубы, чугунный колодец, выше всего - зеленые листья Александровского сада, а еще выше - дорогое небо, воздух. Над люком склонилось лицо мастера Алексея Прокофьевича. Ждем, пока привезут лестницу.
Наконец лестница спущена, и через минуту мы стоим на земле. На зеленой траве Александровского сада. Почти у Боровицких ворот.
– Ну, как Баренцево море?
– спросил меня мастер. На этот раз ничего не ответил я.
Хочется лечь на траву тут же, в водолазном костюме. Снимаю резиновые доспехи и слышу: